Русская правда в краткой редакции. Русская правда в краткой редакции Пространная редакция русской правды

И т. д. Под княжеским доменом мы понимаем личные владения князя, которые остаются за ним вне зависимости от занимаемого им княжеского стола и являются, следовательно, наследственной собственностью. Другой вопрос, когда эти личные владения князя возникают. И. Я. Фроянов приходит к справедливому заключению, что княжеский домен в X в. еще не существовал. О развитом домениальном хозяйстве мы читаем лишь в XI в. в Правде Ярославичей. Значит, XI в. - время формирования княжеского домена в южнорусских землях. Но это не везде так. В Смоленской земле княжеский домен начал возникать, очевидно, в XI в., когда было выделено княжество. Первый смоленский князь Станислав, направленный в Смоленск еще Владимиром Святым, был, как мы говорили, чисто номинальной фигурой, у него, вероятно, были свои владения, но о них и нет никаких данных. Этот князь не вмешивался капитально в местные дела и, можно полагать, лишь вживался в местную боярскую среду, хотя и прокняжил в Смоленске несколько десятилетий.

Положение изменилось в корне после организации для младших Ярославичей Смоленского княжества. Перед Вячеславом Ярославичем, несомненно, сразу же возник вопрос о его материальном обеспечении, о данях, видимо, и о личных земельных владениях, необходимых для прокормления княжеской семьи и т. д. В том же 1054 г. дань у варягов была отнята, что было, очевидно, первым условием существования нового самостоятельного княжества в то время. Дань тогда взималась только с 12 пунктов и доходы этого рода были, следовательно, намного скромнее, чем в XII в. Не был простым и вопрос о княжеских личных землях, поскольку земли вокруг Смоленска захвачены смоленской родовой знатью, «старейшинами» и князю удалось втиснуться в их владения, как мы показывали, лишь чересполосно (почему в XII в. смоленская епископия и получила земли вокруг Смоленска не компактным куском, а в разных местах) . Чересполосные владения долго князя удовлетворять не могли, особенно при Ростиславе, семья которого была непомерно большой и в его долгое княжение все разрасталась. Нужны были новые владения и не разбросанные, но компактные, пусть и в отдалении от столицы. Такие отдельно лежащие земли в XII в. были в Ростово-Суздальской земле, в Турово-Пинской, в Черниговской и, вероятно, в др. По мнению В. В. Седова, районы междуречья Двины - Днепра - Ловати - Волги были землями, освоенными смоленскими кривичами в IX-X вв. «Все (эти) наиболее платежеспособные волости расположены в той части,- добавлял он,- где известны длинные курганы и где, следовательно, славянизация края началась еще в середине I тыс. н. э.». Однако причины платежеспособности северо-западных земель Смоленской земли оппоненты В. В. Седова справедливо видели не в этом и не в особом плодородии их (доказана их меньшая плодородность в сравнении с землями южной Смоленщины), но в расположении на волоках великого водного пути . Южные, сильно заселенные земли северных радимичей, по предположению Е. А. Шмидта, платили князю не непосредственно, как на севере, а через феодалов, их поселения нам неизвестны, так как в источник (Устав Ростислава) не включены. Н. Н. Воронин предположил, что разница в поступлениях с «Севера» и «Юга» - в меньшей христианизации населения юга . Ближе всего к истине был, по-видимому, Е. А. Шмидт. Южные земли, присоединенные к Смоленску лишь между 1116 и 1136 г. , платили смоленскому князю, но не посредственно через феодалов (как он предположил), а прямо самому князю. В раскладку же даней они не шли, так как земли, на которых жило это податное население, были личным княжеским доменом.

Не расчленяя княжеских доходов и полагая, что все это была княжеская дань, А. Н. Насонов показал, что «в первой половине XII в. явилась потребность у смолян укрепить свои права на территории радимичей, где смоленская дань дошла до Пропойска на Соже и до Зароя (Заруба. - Л. А .) на Ипути (Десне. - Л. А .) и образовались смоленско-черниговские рубежи». Оплот этого наступления исследователь справедливо видел в по-граничных с радимичами городах Мстиславле и Ростиславле, которые, «судя по их названиям, были построены только в первой половине XII в.» . Эти наблюдения можно уточнить и развить. «Дань» проникла к северным радимичам лишь по их водным магистралям - Десне (Пацынь, Заруб) и Сожу (Кречут, Прупой). Она не была большой, и с большей реки - Десны - ее поступало больше (по 30 гривен), с меньшей же - Сожа - меньше (по 10 гривен). Мы видели, что северные земли радимичей были сильно заселены, а это означает, что дань с основной части сел в названных пунктах не собиралась. Они вносили только «свою» дань как центры на путях сообщения. Прочие же села были захвачены князем себе немедленно после того, как все северные радимичи были присоединены к Смоленску. Центром этих земель стали княжеские города Мстиславль и Ростиславль, возникшие почти одновременно (возможно, Ростиславль немного ранее). О связи с князем свидетельствуют находки в том и другом городе - костяное навершие с княжеским знаком, близким Ростиславу Смоленскому, найденное в слое пожарища первоначального поселения (обгоревшим); также части деревянной чаши с рисунками воинов, «распревшихся» с князем . В Мстиславле таких прямых находок, связанных с князем, не встречено, но есть предметы, возможно, имеющие отношение к князю: костяные пластины колчана с тонким резным орнаментом (XIII в.), подражающие кочевническим пластинам, но и с влиянием романского искусства . Кажется неслучайным возникновение именно в этих княжеских городах (помимо Смоленска) не менее трех церквей, выстроенных из плинфы в конце XII - начале XIII в. - в период грандиозного каменного строительства в самом Смоленске. В крупном городе младших Ростиславичей - Торопце таких построек не возводилось. Мы уже отмечали, что предположение о компактной части княжеского домена подтверждается летописью: в 1154 г., узнав о смерти киевского князя Изяслава, Долгорукий немедленно двинулся в Киев, где сел его брат Вячеслав с Ростиславом Смоленским. У Смоленска его застает новая весть: «...брат ти умерл Вячеслав, а Ростислав побежен, а Изяслав Давыдович седить Киеве». Узнав это, «Гюрги поиде к волости Ростиславли. Ростислав же, слыша то ж тако, скупя вои своя многое множьство, исполця полкы своя и поиде противу ему к Зарою...» . Новая весть заставила Юрия Долгорукого спешить. Он переменил маршрут и пошел «к волости Ростиславли» , т. е. не к Смоленскому княжеству, в котором он уже находился, а к домениальным владениям Ростислава на юге страны, к Зарою (т. е. к Зарубу - Зароя в Смоленской земле нет, «Разрытый» же, принятый П. В. Голубовским, неверен по антитезе смысла). Показательно, что Ростислав пошел не вдогонку Юрию, как было бы, если бы он был в Смоленске, а против, навстречу. Значит, бежав через Любеч из-под Чернигова, где он едва не погиб, Ростислав бросился в свои домениальные земли на юге Смоленской земли: это и была та «волость Ростиставля», о которой упоминает летописец. Здесь он собирал расстроенные войска и, узнав о движении Долгорукого через его домен, ринулся ему навстречу. Ясно, что суздальский князь, узнавший о событиях в Киеве, от Смоленска пошел кратчайшим путем, по которому через 16 лет везли самого умирающего Ростислава .

Итак, в районе Десны были земли княжеского домена и земли эти соседили с территориями по Десне, платившими в Смоленск дань, а может быть, даже частично на них находили. Село Рогнедино, где умер Ростислав (1167 г.), было в даннической волости Заруб , но принадлежало сестре Ростислава - Рогнеде. Соседний топоним Княгинино (именуемый ранее и Малым Рогнединым) также принадлежал, очевидно, ей. На поле у Рогнедина есть остатки каких-то построек из плитнякового кирпича («плитняк своеобразной формы»). Как я указывал, плитняком в Рославльском у. называли, судя по А. Ракочевскому, плинфы . Крестьяне, видимо, распахивали землю, где стояла церковь из плинф, принадлежащая Рогнеде или ее потомкам.

Рост княжеского домена не ограничивался лишь южными территориями - росла и центральная его часть. В Уставе 1136 г. названа волость Мирятичи с малой данью в 10 гривен. Она прилегала с запада к землям центрального домена Ростислава и получила свое наименование от р. Мерея. В 1165 г. Ростислав (уже киевский) передал Василев и Красн «Романови Вячеславлю внуку» . По упоминанию далее Витебска, ясно, что речь идет именно о смоленских городах, а не о киевских (как иногда думают, не углубляясь в источник) . Современный смоленский город Красный - на р. Мерее, летописный Красн - в 12 км от него на притоке Мереи - Луппе (рис. 14). Неподалеку и Василев (усадьба декабриста

Рис. 14 Городище Зверовичи - древнерусский «город» Красн (Краснинский район Смоленской области)

М. Пестеля). Близкое расположение этих двух пунктов и также «парой», как расположены одноименные города в Южной Руси (Василев на левом берегу Стугны, а Красн - на правом), наводит на мысль, что смоленские два города возникли не стихийно, были выстроены почти одновременно и по каким-то причинам получили наименования двух близко расположенных в Южной Руси городов. Как это могло быть? Замечено, что наименования некоторых городов Ростово-Суздальской земли повторяют названия городов Переяславской земли и земли далекого Галича и что связано это с Юрием Долгоруким, опиравшимся на поддержку войск Переяславского княжества, где обычно сидел один из его сыновей, и на тесный политический союз с галицкими князьями . Так возникли наименования суздальских городов: Переяславля-Залесского, Галича, Звенигорода, Перемышля, Ярополча и Микулина. Подобное явление мы видим и в Смоленской земле, но наименования заимствуются здесь и в других местах. Если более ранний Заруб повторяет Заруб на устье Трубежа, то города середины XII в. повторяют наименования городов на Стугне и только Дорогобуж - Дорогобуж на Волыни. Какие же события середины XII в. в Южной Руси произвели столь сильное впечатление? Несомненно блестящий поход Изяслава и Ростислава Смоленского (и их дяди Вячеслава) на Юрия Долгорукого 1151 г.,. кончившийся позорным бегством Долгорукого и его сыновей на р. Руть. Краcн, правда, не назван в летописях, но он был рядом с Василевым, и с ним наверняка были связаны также какие-то действия победителей (и может быть, именно смоленского князя). Дорогобуж волынский был связан с той же борьбой Ростиславичей с Юрием Долгоруким, причем дорогобужцы были всегда на их стороне . Когда в очередной раз Дорогобуж был отнят у Изяслава Долгоруким, тот вызвал из Смоленска помощь, в борьбе участвовали Роман Ростиславич и Ростислав. Оба они на Волынь не ходили, но помогали Изяславу в черниговско-киевских землях. Возвратившись из Южной Руси с победой над грозным Долгоруким, Ростислав, видимо, и решил назвать новые крепости в память этой борьбы: в «окняженных» теперь Мирятичах и далее на восток от Смоленска.

По Уставу 1136 г., «уезды княжи» (рис. 4) были вблизи оз. Немыкарский и с. Свирковые Луки. Это были, видимо, княжеские угодья, которыми кончался княжеский домен в то время (самые удаленные части центрального домена). Судя по курганам, через небольшой безлюдный (лесной?) промежуток начинались новые скопления поселений, тогда еще князем не освоенные. Они действительно были многолюдны (на р. Каменка, притоке Днепра, в XIX-XX вв. было свыше 100 курганов - д. Харлапово, и много было у соседних деревень) . Население, мы говорили, притягивал здесь волок на Угру. Другое скопление жителей X- XII вв. было и севернее на р. Вязьме. Смоленский Дорогобуж упоминается впервые в грамоте «О погородье» (1211-1218 гг.), когда он был уже развитым и платил крупную сумму епископии, но возник он в середине XII в. По И. М. Хозерову, в Дорогобуже имеются остатки домонгольской церкви из плинф . Все это позволяет заключить, что наступление княжеского домена на скопления свободных общинников в местах, где позднее построили Дорогобуж, началось вскоре после создания епископии (1136 г.), но до 1151 г. (постройка Дорогобужа). Владения Ростислава, очевидно, распространялись на всю волость вокруг, и прежде всего на волок Днепр - Угра. Не исключено, что некоторые современные топонимы отражают это явление . К 1211 г., став «самостоятельным» княжеским центром, Дорогобуж c его каменным храмом из плинф оказался, видимо, и крупнейшим среди периферийных смоленских городов религиозным центром. Расширение княжеского домена предположительно может быть намечено и далее. Краен и Василев, мы знаем, в 1165 г. были отданы Ростиславом Роману, Вячеславлю внуку. Немного западнее Красна (Зверовичи) мы видели действительно топоним Романово (ныне Ленино) с городищем средневекового времени . Еще западнее в верховьях р. Прони, указывал В. Н. Татищев со слов «знатного дворянина», «запустелое городище и неколико здания каменного видно, имени же никто не знает» . Не остатки ли это церкви домонгольского времени в домениальных владениях смоленских князей? Все остатки древних храмов домонгольского времени в Смоленской земле вне Смоленска находятся на домениальных землях смоленских князей (Мстиславль, Ростиславль, Дорогобуж, возможно Вязьма). Не приходится сомневаться, что рост домена в центральной части Смоленской земли шел в направлении юго-запада.

Домен Ростислава продолжал развиваться и при его потомках. Если все церкви из плинфы вне Смоленска действительно отражают домениальные княжеские города, то и Вязьма, где также найдены плинфы и вещи «курганных типов» , и есть остатки средневекового городища , в конце XII в., или скорее в первой половине XIII в. вошла в княжеский домен. Вязьмы нет в грамоте «О погородьи», видимо, центром, контролирующим все течение Вязьмы, она стала между 1218 г. и серединой XIII в. (когда постройки из плинф прекратились). В 1239 г. Вязьма была якобы у Андрея Владимировича Долгорукого . Раскопки, вероятно, прольют свет на время возникновения этого города.

Итак, смоленский княжеский домен состоял из двух частей - той, которую князь получил при создании смоленского княжения (1054 г.), и той, которую он захватил в соседних землях. Домен неуклонно разрастался за счет «окняжения» свободных общинников - мирятичей, и западнее их территории (Басея?), жителей вокруг волока Днепр - Угра, на р. Вязьме. Рост княжеской семьи приводил к дележу домениальных владений и передаче части из них другим княжеским родственникам. Так, в 1180 г. Мстислав Романович получил Мстиславль и т. д.

Княж двор. Центром княжеского домена был, как обычно, «княж двор» - термин, под которым понимали и двор самого князя и его хозяйство . На княж двор сходились все нити княжеского хозяйства и управления как доменом, так и всей землей. Здесь концентрировались главные чиновники князя, охраняемые, судя по Правде Ярославичей, двойной вирой. Подобно тому как у Юрия Долгорукого был Красный двор в городе Киеве и «другой за Днепром», у смоленского князя был двор в самом Смоленске (позднее перенесенный на Смядынь) и двор за Днепром у ц. Петра и Павла. В каждом дворе была своя церковь, которая сообщалась обычно с дворцом (ц. Петра и Павла соединялась хорами со вторым этажом дворца). На княжих дворах (Красном и остальных), судя по описанию дворов Святослава Ольговича в Путивле и Игоря в сельце , был хлев, амбар (бретьяница), имелся «товар», который «не мочно двигнути» (в сельце это слитки меди, железа и т. д.). В погребах - съестные припасы и вина. В путивльском дворе было 700 человек челяди, в смоленском, вероятно, и больше. В сельце еще упомянуто хранение на дворе 900 стогов сена. В смоленский княж двор поступали «все дани смоленские» в «истых кунах», «продажи», «виры», «полюдье» и все натуральные доходы: рыба, измеряемая санями, воск, хранящийся в «головах» и т. д. В 1136 г. двор был еще на детинце, а после передачи его епископии (1150 г.) он переехал на Смядынь, либо (и, возможно, это вернее, ибо только там был найден домонгольский слой) к ц. Петра и Павла за Днепр. Переданный по Уставу «тетеревник» в действительности - княжеский егерь и отношения к заднепровской церкви не имел . Вопрос о княжеском дворе в Смоленске может быть решен только археологически.

Пашуто В. Т. Внешняя политика древней Руси. М., 1968, с. 27.

Рыбаков В. А. «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971, с. 156.

Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1974. с. 51. См. также: Черепнин Л. В. Еще раз о феодализме в Киевской Руси: Из истории экономической и общественной жизни России. К 90-летию Н. М. Дружинина. М., 1976.

Алексеев Л. В. Устав Ростислава Смоленского...,с. 91.

Там же, с. 96; Алексеев Л. В. Домен Ростислава Смоленского.

Алексеев Л. В.

Алексеев Л. В. Домен Ростислава Смоленского..., с. 56.

Седов В. В. Некоторые вопросы географии Смоленской земли. Приложение. Обсуждение доклада. - КСИА, 1962, вып. 90, с. 22, 23.

Там же, с. 24.

Алексеев Л. В. Устав Ростислава Смоленского...

Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. М., 1951, с. 159, 171.

Алексеев Л. В. Древний Ростиславль. - КСИА, 1974, вып. 139.

Алексеев Л. В. Художественные изделия косторезов из древних городов Белоруссии. - СА, 1962, № 4.

ПСРЛ, 1962, т. II, стб. 476, 477.

Указание на эту волость смущает исследователей со времен В. Н. Татищева. Он переводил его, изменив текст и события: Юрий «пошел к Смоленску. И пришед к области Смоленской, уведал.. (.) пошел в пределы Смоленские» (Татищев В. Н. История Российская. М.; Л., 1964, т. III, с. 51). Н. М. Карамзин и С. М. Соловьев это место обошли. С. А. Андриянов считал, что Ростислав достиг Смоленска и оттуда начал переговоры с Долгоруким (Указатель к осьми томам ПСРЛ, отд. II. Географический. СПб., 1907, с. 430). Сейчас неверно истолковал это место Ю. А. Лимонов, вновь приблизившись к В. Н. Татищеву: «Когда Юрий подходил к Смоленску, навстречу ему вышел Ростислав» (Лимонов Ю. А. Летописание Владимиро-Суздальской Руси. Л., 1967, с. 59). Неточен в его понимании и Б. А. Рыбаков: «...все князья встречали его (Долгорукого) у своих владений: Ростислав у Заруба...» (Рыбаков Б. А. «Слово о полку Игорево» и его современники, с. 114).

ПСРЛ, т. II, стб. 530-531; Алексеев Л. В. Домен Ростислава, с. 57. Наше определение термина «волость Ростиславля», как название его домениальных владений подкрепляется «Похвалой князю Ростиславу», написанной вскоре после смерти этого князя (1167 г.), где сказано, что он «уял часть области своея» для епископии, а часть эта, мы видели, и выделена из княжеского домена (Щапов Я. Н. Похвала князю Ростиславу Мстиславичу как памятник литературы Смоленска XII в. - ТОДЛ, Л, 1974, том XXVIII, с. 59).

Раппопорт П. А. О местоположении смоленского города Заруба. - КСИА, вып. 129, с. 172.

Областные известия. - Смоленский вестник, 1891, № 87, с. 3.

ПСРЛ, т. II, стб. 395 и сл., 410 (встреча Изяслава дорогобужцами с крестами), 423-441 (участие Романа и Ростислава в делах 1151 г.).

Чебышева В. М. Раскопки курганов Смоленской губернии Дорогобужского у. летом 1879 г. - ИОЛЕАЭ, 1886, т. XIIX {так. OCR }, вып. 1/2; Шмидт Е. А. Курганы XI-XIII вв. у д. Харлапово в смоленском Поднепровье. - МИСО, Смоленск, 1957, вып. 2, с. 184-280.

Алексеев Л. В. Исследования в древней Смоленщине. - АО 1972 г. М., 1973.

Хозеров И. М. Рукопись в ГТГ, с. 41. (Зодчество Смоленска XII-XIII вв. Л., 1979, с. 347).

Например: с. Рославль и р. Рославка под Дорогобужем у волока; оз. Свядицы-Акатово, оно же Ростиславово в Духовщинском у. (Орловский И. И. Краткая география Смоленской земли. Смоленск, 1907, с. 165); также д. Рославичи на верхнем Соже (Россия, СПб., 1905, т. IX, с. 321).

Штыхов Г. В. Археологическая карта Белоруссии. Минск, 1971, с. 218.

Татищев В. Н. История Российская. М.; Л., 1963, с. II, с. 240.

Воронин Н. Н., Раппопорт П. А. Зодчество Смоленска..., с. 347.

В городском саду Вязьмы в 1897 г. найдена сердоликовая бусина и пряслице (Архив ЛОИА, ф. 1, д. 1897 г., № 119; Спицын А. А. Обозрение, с. 185).

Россия, т. IX, с. 353.

Россия, т. IX, с. 349.

Краснянский В. Г. Город Мстиславль. Вильна, 1812, с. 42.

Львов А. С. Лексика Повести временных лет. М., 1976, с. 109.

ПСРЛ, т. II, стб. 333-334.

ДКУ, с. 141-145.

Воронин Н. Н., Раппопорт П. А. Раскопки в Смоленске в 1966 г. - СА, 1969, № 2, с. 210.

«Русская правда»- как источник права Древнерусского государства.

1.Списки и редакции «Русской правды». Источники, причины и время создания трех основных редакций «Русской правды»: Краткой, Пространной и Сокращенной.

2. Правовое положение населения. «Русская Правда» и процессы социальной дифференциации: свободное и зависимое население.

3. Княжеское землевладение и домениальное хозяйство по Правде Ярославичей:

· причины формирования княжеской вотчины;

· основные черты княжеского домениального хозяйства;

· административный аппарат княжеского домена.

4. Гражданско-правовое законодательство по «Русской правде» (система договоров, личные и имущественные права).

5. Уголовное право: понятие преступления, элементы состава преступления, система преступлений и наказаний.

6. Система судопроизводства (органы, совершающие правосудие, судебный процесс: система доказательств, пошлины)

1. Валк С.Н. Избранные труды по историографии и источниковедению. СПб., 2000. С. 189–411.

2. Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 158–190.

3. Зимин А.А. Холопы Древней Руси // История СССР. 1965. № 6.

4. Зимин А.А. Холопы на Руси. М., 1973.

5. Иванов В.В., Топоров В.Н. О языке древнего славянского права (к анализу нескольких ключевых терминов) // Славянское языкознание. XIII Международный съезд славистов. М., 1978. С. 221–240.

6. Исаев И.А. История России: правовые традиции. М., 1995. С. 6–17.

7. Кистерев С.Н. А.А. Зимин о Русской Правде // Очерки феодальной России. М., 2004. С. 213–223.

8. Лебедев В.С. Комментарии к статье I Русской Правды Краткой редакции // Генезис и развитие феодализма в России. М., 1987.

9. Милов Л.В. Об «Изводе пред 12 человек» Правды Ярослава // Милов Л.В. Исследование по истории памятников средневекового права. М., 2009. С. 153–161.

10. Милов Л.В. О древнейшей истории Кормчих книг на Руси // Милов Л.В. Исследование по истории памятников средневекового права. М., 2009. С. 233–260.

11. Милов Л.В. Устав Ярослава (к проблеме типологии и происхождения) // Милов Л.В. Исследование по истории памятников средневекового права. М., 2009. С. 261–274.

12. Молчанов А.А. О социальной структуре Новгорода начала XI в. // Вестник Московского университета. Серия «История». 1976. № 2.

13. Новосельцев А.П., Пашуто В.Т., Черепнин Л.В. Пути развития феодализма. М., 1972. С. 170–175.

14. Правда русская. Т. 2. Комментарии / Сост. Б.В. Александров и др. Под ред. Б.Д. Грекова. М. –Л., 1947. С. 15–120.

15. Репина Л.П., Зверева В.В., Парамонова М.Ю. История исторического знания: пособие для вузов. 2-е изд. – М., 2006. – С. 131–132, 150–152, 153–157, 163–165,178–180, 221–225.

16. Рогов В.А., Рогов В.В. Древнерусская правовая терминология в отношении теории права (очерки XI – середины XVII вв.). М., 2006. С. 29–56.

17. Свердлов М.Б. Генезис и структура феодального общества в Древней Руси. Л., 1983. С. 149–170.

18. Свердлов М.Б. От Закона русского к Русской Правде. М., 1988. С. 8–17, 30–35, 74–105.

19. Сельская Русь в IX–XVI вв. М., 2008.

20. Семенов Ю.И. Переход от первобытного общества к классовому: пути и варианты развития // Этнографическое обозрение. 1993. № 1, 2

21. Тимощук Б.О. Начало классовых отношений у восточных славян // Советская археология. 1990. № 2.

22. Тихомиров М.Н. Пособие для изучения Русской Правды. М., 1953. Флоря Б.Н. «Служебная организация» и ее роль в развитии раннефеодального общества у восточных и западных славян // История СССР. 1992. № 1.Флоря Б.Н. «Служебная организация» у восточных славян // Этносоциальная и политическая структура раннефеодальных славянских государств и народностей. М., 1987. С. 142–151.

23. Фроянов И.Я. Княжеское землевладение и хозяйство на Руси X–XII вв. // Проблемы истории феодализма. Л., 1971.

24. Фроянов И.Я. Смерды в Киевской Руси // Вестник Ленинградского университета. Серия «История». 1996. № 2.

25. Черепнин Л.В. Из истории формирования класса феодально-зависимого крестьянства на Руси // Исторические записки. Т. 56. М., 1956. С. 235–264.

26. Черепнин Л.В. Русь: спорные вопросы феодальной земельной собственности в IX−XV вв. // Новосельцев А.П., Пашуто В.Т., Черепнин Л.В. Пути развития феодализма. М., 1972. С. 176–182.

27. Черниловский З.М. Русская Правда в свете других славянских судебников // Древняя Русь: проблемы права и правовой идеологии. М., 1984. С. 3–35.

28. Щапов Я.Н. Княжеские уставы и церковь в Древней Руси. XI–XIV вв. М., 1972. С. 279–293.

А) Правовое положение населения. «Русская Правда» и процессы социальной дифференциации: свободное и зависимое население.

Б) Княжеское землевладение и домениальное хозяйство по Правде Ярославичей:

· причины формирования княжеской вотчины;

· основные черты княжеского домениального хозяйства;

· административный аппарат княжеского домена.

5. Уголовное право: понятие преступления, элементы состава преступления, система преступлений и наказаний.

1. Валк С.Н. Избранные труды по историографии и источниковедению. СПб., 2000. С. 189–411.

2. Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 1953. С. 158–190.

3. Зимин А.А. Холопы Древней Руси // История СССР. 1965. № 6.

4. Зимин А.А. Холопы на Руси. М., 1973.

6. Исаев И.А. История России: правовые традиции. М., 1995. С. 6–17.

7. Кистерев С.Н. А.А. Зимин о Русской Правде // Очерки феодальной России. М., 2004. С. 213–223.

13. Новосельцев А.П., Пашуто В.Т., Черепнин Л.В. Пути развития феодализма. М., 1972. С. 170–175.

14. Правда русская. Т. 2. Комментарии / Сост. Б.В. Александров и др. Под ред. Б.Д. Грекова. М. –Л., 1947. С. 15–120.

17. Свердлов М.Б. Генезис и структура феодального общества в Древней Руси. Л., 1983. С. 149–170.

18. Свердлов М.Б. От Закона русского к Русской Правде. М., 1988. С. 8–17, 30–35, 74–105.

19. Сельская Русь в IX–XVI вв. М., 2008.

21. Тимощук Б.О. Начало классовых отношений у восточных славян // Советская археология. 1990. № 2.

23. Фроянов И.Я. Княжеское землевладение и хозяйство на Руси X–XII вв. // Проблемы истории феодализма. Л., 1971.

24. Фроянов И.Я. Смерды в Киевской Руси // Вестник Ленинградского университета. Серия «История». 1996. № 2.

28. Щапов Я.Н. Княжеские уставы и церковь в Древней Руси. XI–XIV вв. М., 1972. С. 279–293.

ТЕКСТ

РУССКАЯ ПРАВДА В КРАТКОЙ РЕДАКЦИИ

1. Убьет муж мужа, то мстит брат за брата, или сын за отца, или сын брата, или сын сестры; если не будет никто мстить, то 40 гривен за убитого.

Если убитый - русин, или гридин, или купец, или ябедник, или мечник, или же изгой, или Словении, то 40 гривен уплатить за него.

2. Если кто будет избит до крови или до синяков, то ему не надо искать свидетеля, если же не будет на нем никаких следов (побоев), то пусть приведет свидетеля, а если он не может (привести свидетеля), то делу конец. Если (потерпевший) не может отомстить за себя, то пусть возьмет с виновного за обиду 3 гривны, и плату лекарю.

3. Если кто кого-либо ударит палкой, жердью, ладонью, чашей, рогом или тылом оружия, платить 12 гривен. Если потерпевший не настигнет того (обидчика), то платить, и этим дело кончается.

4. Если ударить мечом, не вынув его из ножен, или рукоятью меча, то 12 гривен за обиду.

5. Если же ударит по руке, и отпадет рука, или отсохнет, то 40 гривен, а если (ударит по ноге), а нога останется цела, но начнет хромать, тоща мстят дети (потерпевшего). 6. Если кто отсечет какой-либо палец, то платит 3 гривны за обиду.

7. А за усы 12 гривен, за бороду 12 гривен.

8. Если кто вынет меч, а не ударит, то тот платит гривну.

9. Если пихнет муж мужа от себя или к себе - 3 гривны, - если на суд приведет двух свидетелей. А если это будет варяг или колбяг, то вдет к присяге.

10. Если холоп бежит и скроется у варяга или у колбяга, а они его в течение трех дней не выведут, а обнаружат на третий день, то господину отобрать своего холопа, а 3 гривны за обиду.

11. Если кто поедет на чужом коне без спросу, то уплатить 3 гривны.

12. Если кто возмет чужого коня, оружие или одежду, а владелец опознает пропавшего в своей общине, то ему взять свое, а 3 гривны за обиду.

13. Если кто опознает у кого-либо (свою пропавшую вещь), то ее не берет, не говори ему - это мое, но скажи ему так: пойди на свод, где ты ее взял. Если тот не пойдет, то пусть (представит) поручителя в течение 5 дней.

14. Если кто будет взыскивать с другого деньги, а тот станет отказываться, то идти ему на суд 12 человек. И если он, обманывая, не отдавал, то истцу можно (взять) свои деньги, а за обиду 3 гривны.

15. Если кто, опознав холопа, захочет его взять, то господину холопа вести к тому, у кого холоп был куплен, а тот пусть ведет к другому продавцу, и когда дойдет до третьего, то скажи третьему: отдай мне своего холопа, а ты ищи своих денег при свидетеле.

16. Если холоп ударит свободного мужа и убежит в хоромы своего господина и тот начнет его не выдавать, то холопа взять и господин платит за него 12 гривен, а затем, где холопа застанет тот ударенный человек, пусть бьет его.

17. А если кто сломает копье, щит или испортит одежду, и испортивший захочет удержать у себя, то взять с него деньгами; а если тот, кто испортил, начнет настаивать (на возвращении испорченной вещи), платить деньгами, сколько стоит вещь.

Правда, уставленная для Русской земли, когда собрались князья Изяслав, Всеволод, Святослав и мужи их Коснячко, Перенег, Никифор Киевлянин, Чудин, Микула.

18. Если убьют огнищанина умышленно, то убийце платить за него 80 гривен, а люди не платят; а за княжеского подъездного 80 гривен.

19. А если убьют огнищанина по-разбойничьи, а убийцу люди не ищут, то виру платит та вервь, где найден убитый.

20. Если убьют огнищанина у клети, у коня, или у стада, или во время крахи коровы, то убить его, как пса; тот же закон и для тиуна.

21. А за княжеского тиуна 80 гривен, а за старшего конюха при стаде также 80 гривен, как постановил Изяслав, когда дорогобужцы убили его конюха.

22. За княжеского сельского старосту или за полевого старосту платить 12 гривен, а за княжеского рядовича 5 гривен.

23. А за убитого смерда или холопа 5 гривен.

24. Если убита рабыня-кормилица или кормилец, то 12 гривен.

25. А за княжеского коня, если тот с пятном, 3 гривны, а за коня смерда 2 гривны.

26. За кобылу 60 резан, за вола гривну, за корову 40 резан, за трехлетнюю корову 15 кун, за годовалую полгривны, за теленка 5 резан, за ягненка ногата, за барана ногата.

27. А если уведет чужого раба или рабыню, то он платит за обиду 12 гривен.

28. Если придет муж в крови или в синяках, то ему не надо искать свидетеля. 46

29. А кто украдет коня или вола, или обкрадет клеть, если он был один, то он платит гривну и 30 резан; если же их было и 10, то каждый из них платит по 3 гривны и по 30 резан.

30. А за княжескую борть 3 гривны, если выжгут или разломают.

31. За истязание смерда, без княжеского повеления, за обиду 3 гривны.

32. А за огнищанина, тиуна или мечника 12 гривен.

33. А кто распашет полевую межу или испортит межевой знак, то за обиду 12 гривен.

34. А кто украдет ладью, то за ладью платить 30 резан (владельцу) и 60 резан продажи.

35. А за голубя и курицу 9 кун.

36. А за утку, гуся, журавля и за лебедя платить 30 резан, а 60 резан продажи.

37. А если украдут чужого пса, или ястреба, или сокола, то за обиду 3 гривны.

38. Если убьют вора на своем дворе, или у клети, или у хлева, то тот убит, если же вора додержат до рассвета, то привести его на княжеский двор, а если его убьют, а люди видели вора связанным, то платить да него.

39. Если украдут сено, то платить 9 кун, а за дрова 9 кун.

40. Если украдут овцу, или козу, или свинью, а 10 воров одну овцу украли, пусть каждый уплатит по 60 резан продажи.

41. А тот, кто схватил вора, получает 10 резан, от 3 гривен мечнику 15 кун, за десятину 15 кун, а князю 3 гривны. А из 12 гривен поймавшему вора 70 кун, а в десятину 2 гривны, а князю 10 гривен.

42. А вот вирный устав: вирнику взять на неделю 7 ведер солоду, также баpaна или полтуши мяса, или 2 ногаты, а в среду резану за три сыра, в пятницу так. же; а хлеба и пшена, сколько смогут съесть, а кур по две на день. А 4 коня поставить и давать им корма сколько смогут съесть. А вирнику взять 60 гривен и 10 резан и 12 вевериц, а сперва гривну. А если случится пост - давать вирнику рыбу, и взять ему за рыбу 7 резан. Всех тех денег 15 кун за неделю, а муки давать сколько смогут съесть, пока вирники соберут виры. Вот тебе устав Ярослава.

43. А вот устав мостникам: если замостят мост, то брать за работу ногату, а от каждого устоя моста по ногате; если же ветхий мост починить несколькими дочками, 3-мя, 4-мя или 5-ю, то также.

(Тихомиров М.Н. Пособие по изучению Русской Правды М., 1953. С. 75-86.)

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Шрифт:

100% +

Святослав Древлянский бежал из Киевской Руси в Чехию, землю своей матери, но убийцы, посланные Святополком, настигли его в Карпатах и убили.

Всеволод Волынский погиб не в усобице, но тоже трагически. Согласно саге, он сватался к вдове шведского короля Эрика – Сигриде-Убийце – и был сожжен ею вместе с другими женихами на пиру во дворце королевы. Этот эпизод саги напоминает рассказ летописи о княгине Ольге, сжегшей посольство своего жениха Мала Древлянского.

Князь Святополк, прозванный Окаянным, приводивший на Русь то поляков, то печенегов, проиграв третью решительную битву за Киев, заболел тяжелым психическим недугом: "И бежащю ему, нападе на нь бес, и раслабеша кости его, не можаще седети на кони, и несяхунь и на носилех". Князя-убийцу мучила мания преследования, и он, проехав Брест, быстро проскакал через всю Польшу и где-то вдали от Русской земли умер в неизвестном летописцу месте в 1019 году.

Судислав Псковский, один из самых незаметных князей, по клеветническому доносу был засажен своим братом Ярославом в "поруб", просидел там 24 года, и лишь спустя четыре года после смерти Ярослава племянники выпустили его из тюрьмы, чтобы немедленно постричь в монахи. В одном из монастырей он и умер в 1063 году, пережив всех своих братьев. Как видим, значительная часть сыновей Владимира стала жертвой братоубийственных войн, заговоров, тайных убийств.

В 1036 году, разболевшись на охоте в черниговских лесах, скончался князь-богатырь Мстислав, победивший в свое время в единоборстве северокавказского князя Редедю. После Мстислава не осталось наследников, и все левобережные земли снова соединились под властью Киева: "…перея власть его всю Ярослав, и бысть самовластець Русьстей земли".

"Самовластец" укрепил свою власть в северных форпостах Руси Новгороде и Пскове, дав Новгороду в князья своего старшего сына и поставив нового епископа, а в Пскове арестовав Судислава. На юге Ярославу удалось разбить печенегов и отогнать их от рубежей Руси.

Разбогатев и укрепившись на престоле, князь Ярослав затратил большие средства на украшение своей столицы, взяв за образец столицу Византии Царьград. В Киеве, как и в Царьграде, строятся Золотые Ворота, грандиозный Софийский собор, отделанный мрамором, мозаикой и великолепными фресками (1037 год). Современный Ярославу западный летописец Адам из Бремена называл Киев украшением Востока и соперником Константинополя.

Льстивый придворный летописец-киевлянин подробно описывает церковные постройки Ярослава и его любовь к попам и монахам.

При Ярославе переписывались многие книги, многое переводилось с греческого языка на русский. Из числа таких переводов мы знаем, например, греческое историческое сочинение "Хроника Георгия Амар-тола". Возможно, что в то время уже были организованы школы для начального обучения грамоте, а может быть, как предполагают некоторые ученые, производилось обучение и более серьезное, рассчитанное на взрослых людей, готовящихся в священники.

Впоследствии Ярослава стали называть Мудрым. Самовластец всей Руси, киевский князь, с которым стремились породниться королевские дома Франции, Венгрии, Норвегии, не довольствовался уже титулом великого князя; его современники употребляют восточный титул "каган", а в конце концов Ярослава стали называть царем, как самого византийского императора.

Соперничество с Византией сказывалось не только в застройке Киева или титулатуре, но и в отношении к церкви. В 1051 году Ярослав Мудрый поступил так, как до сих пор поступал только византийский император: он сам, без ведома константинопольского патриарха, назначил главу русской церкви – митрополита, выбрав для этой цели умного киевского писателя Иллариона.

Хорошо понимая идеологическую силу христианства, Ярослав уделял много внимания организации русской церкви и монашества. При Ярославе Антоний Любечанин положил начало знаменитому впоследствии Киево-Печерскому монастырю.

Ярослав умер в 1054 году на 76-м году жизни; в Софийском соборе на стене была сделана торжественная запись об "успении царя нашего".

Феодальный замок XI-XII веков

Первые укрепленные усадьбы, обособленные от окружающих их простых жилищ и иногда возвышающиеся над ними на холме, относятся еще к VIII – IX векам. По скудным следам древней жизни археологам удается установить, что обитатели усадеб жили несколько иной жизнью, чем их односельчане: в усадьбах чаще встречаются оружие и серебряные украшения.

Главным отличием была система стройки. Усадьба-городище строилась на холме, подножие которого было окружено одной-двумя сотнями небольших хаток-землянок, в беспорядке разбросанных вокруг. Замок же представлял собой маленькую крепостицу, образованную несколькими деревянными срубами, поставленными вплотную друг к другу по кругу. Круговое жилище (хоромы) служило одновременно и стенами, окаймлявшими небольшой двор. Здесь могло проживать 20-30 человек.

Был ли это родовой старейшина со своими домочадцами или "нарочитый муж" с челядью, собиравший полюдье с населения окрестных деревень, сказать трудно. Но именно в такой форме должны были рождаться первые феодальные замки, именно так должны были выделять себя из среды земледельцев первые бояре, "лучшие мужи" славянских племен.

Крепость-замок была слишком мала для того, чтобы укрыть в своих стенах в годину опасности всех обитателей поселка, но вполне достаточна, чтобы господствовать над поселком. Все древнерусские слова, обозначающие замок, вполне подходят к этим маленьким круглым крепостицам: "хоромы" (сооружение, построенное по кругу), "двор", "град" (огражденное, укрепленное место).

Тысячи таких дворов-хором стихийно возникали в VIII – IX веках по всей Руси, знаменуя собой рождение феодальных отношений, вещественное закрепление племенными дружинами достигнутого ими преимущества. Но только через несколько столетий после появления первых замков мы узнаем о них из юридических источников – правовые нормы никогда не опережают жизни, а появляются лишь в результате жизненных требований.

К XI веку явно обозначились классовые противоречия, и князья озаботились тем, чтобы их дворы и амбары были надежно ограждены не только военной силой, но и писаным законом. На протяжении XI века создается первый вариант русского феодального права, известной "Русской Правды". Она складывалась на основе тех древних славянских обычаев, которые существовали уже много веков, но в нее вплетались и новые юридические нормы, рожденные феодальными отношениями. Долгое время взаимоотношения между феодалами и крестьянами, отношения дружинников между собой и положение князя в обществе определялись изустным, неписаным законом – обычаями, подкрепленными реальным соотношением сил.

Сборник юридического содержания с текстом «Русской Правды». XIV в. Пергамент. Переплет «доски в коже». Из собрания A.M. Мусина-Пушкина

Насколько мы знаем это древнее обычное право по записям этнографов XIX века, оно было очень разветвленным и регламентировало все стороны человеческих взаимоотношений: от семейных дел до пограничных споров.

Внутри маленькой замкнутой боярской вотчины долгое время не было еще потребности в записывании этих устоявшихся обычаев или тех "уроков"-платежей, которые ежегодно шли в пользу господина. Вплоть до XVIII века подавляющее большинство феодальных вотчин жило по своим внутренним неписаным законам.

Запись юридических норм должна была начаться прежде всего или в условиях каких-то внешних сношений, где "покон русский" сталкивался с обычаями и законами других стран, или же в княжеском хозяйстве с его угодьями, разбросанными по разным землям, и разветвленным штатом сборщиков штрафов и дани, непрерывно разъезжавших по всем подвластным племенам и судивших там от имени своего князя по его законам.

Первые отрывочные записи отдельных норм "Русского Закона" возникали, как мы уже видели на примере "Устава Ярослава Новгороду", по частным случаям, в связи с какой-либо особой надобностью и совершенно не ставили перед собой задач полного отражения всей русской жизни. Еще раз приходится отметить, как глубоко не правы были те буржуазные историки, которые, сопоставляя разновременные части "Русской Правды", механически делали из сопоставлений прямые выводы: если о каком-либо явлении в ранних записях еще не говорится, то, значит, и самого явления еще не было в действительности. Это крупная логическая ошибка, основанная на устаревшем представлении, что будто бы государственная и общественная жизнь формируется во всех своих проявлениях лишь в результате законов, изданных верховной властью как волеизъявление монарха.

На самом же деле жизнь общества подчинена закономерности внутреннего развития, а законы лишь оформляют давно существующие взаимоотношения, закрепляя фактическое господство одного класса над другим.

К середине XI века обозначились острые социальные противоречия (и прежде всего в княжеской среде), которые привели к созданию княжеского домениально-го закона, так называемой "Правды Ярославичей" (примерно 1054-1072 годы), рисующей княжеский замок и его хозяйство. Владимир Мономах (1113-1125 годы) после киевского восстания 1113 года дополнил этот закон рядом более широких статей, рассчитанных на средние городские слои, а в конце его княжения или в княжение его сына Мстислава (1125-1132 годы) был составлен еще более широкий по охвату свод феодальных законов – так называемая "Пространная Русская Правда", отражающая не только княжеские, но и боярские интересы. Феодальный замок и феодальная вотчина в целом очень рельефно выступают в этом законодательстве. Трудами советских историков С. В. Юшкова, М. Н. Тихомирова и особенно Б. Д. Грекова подробно раскрыта феодальная сущность "Русской Правды" во всем ее историческом развитии более чем за столетие.

Б. Д. Греков в своем известном исследовании "Киевская Русь" так характеризует феодальный замок и вотчину XI века:

"…В "Правде Ярославичей" обрисована в главнейших своих чертах жизнь вотчины княжеской.

Центром этой вотчины является "княж двор"… где мыслятся прежде всего хоромы, в которых живет временами князь, дома его слуг высокого ранга, помещения для слуг второстепенных, разнообразные хозяйственные постройки – конюшни, скотный и птичий дворы, охотничий дом и др.

Во главе княжеской вотчины стоит представитель князя – боярин-огнищанин. На его ответственности лежит все течение жизни вотчины, и в частности сохранность княжеского вотчинного имущества. При нем, по-видимому, состоит сборщик причитающихся князю всевозможных поступлений – "подъездной княж". Надо думать, в распоряжении огнищанина находятся тиуны. В "Правде" назван также "старый конюх", то есть заведующий княжеской конюшней и княжескими стадами.

Все эти лица охраняются 80-гривенной вирой, что говорит об их привилегированном положении. Это высший административный аппарат княжеской вотчины. Дальше следуют княжие старосты – "сельский и ратайный". Их жизнь оценивается только в 12 гривен. Таким образом, мы получаем право говорить о подлинной сельскохозяйственной физиономии вотчины.

Эти наблюдения подтверждаются и теми деталями, которые рассыпаны в разных частях "Правды Ярославичей". Тут называются клеть, хлев и полный, обычный в большом сельском хозяйстве ассортимент рабочего, молочного и мясного скота и обычной в таких хозяйствах домашней птицы. Тут имеются кони княжеские и смердьи (крестьянские), волы, коровы, козы, овцы, свиньи, куры, голуби, утки, гуси, лебеди и журавли.

Не названы, но с полной очевидностью подразумеваются луга, на которых пасутся скот, княжеские и крестьянские кони.

Рядом с сельским земледельческим хозяйством мы видим здесь также борти, которые так и названы "княжими": "А в княже борти 3 гривне, либо пожгуть, либо изудруть".

"Правда" называет нам и категории непосредственных производителей, своим трудом обслуживающих вотчину. Это рядовичи, смерды и холопы… Их жизнь расценивается в 5 гривен.

Мы можем с уверенностью говорить о том, что князь время от времени навещает свою вотчину. Об этом говорит наличие в вотчине охотничьих псов и обученных для охоты ястребов и соколов…

Первое впечатление от "Правды Ярославичей", как, впрочем, и от "Пространной Правды", получается такое, что изображенный в ней хозяин вотчины с сонмом своих слуг разных рангов и положений, собственник земли, угодий, двора, рабов, домашнего скота и птицы, владелец своих крепостных, обеспокоенный возможностью убийств и краж, стремится найти защиту в системе серьезных наказаний, положенных за каждую из категорий деяний, направленных против его прав. Это впечатление нас не обманывает. Действительно, "Правды" защищают вотчинника-феодала от всевозможных покушений на его слуг, на его землю, коней, волов, рабов, рабынь, крестьян, уток, кур, собак, ястребов, соколов и пр.".

Археологические раскопки подлинных княжеских замков полностью подтверждают и дополняют облик "княжьего двора" XI века.

Экспедиция под руководством автора этой книги в течение четырех лет (1957-1960 годы) раскапывала замок XI века в Любече, построенный, по всей вероятности, Владимиром Мономахом в ту пору, когда он был черниговским князем (1078-1094 годы) и когда Правда Ярославичей еще только начала действовать.

Славянское поселение на месте Любеча существовало уже в первые века нашей эры. К IX веку здесь возник небольшой городок с деревянными стенами. По всей вероятности, именно его и вынужден был брать с бою Олег на своем пути в Киев в 882 году. Где-то здесь должен был быть двор Малка Любечанина, отца Добрыни и деда Владимира I.

На берегу днепровского затона была пристань, где собирались "моноксилы", упомянутые Константином Багрянородным, а неподалеку, в сосновой корабельной роще, урочище "Кораблище", где могли строиться эти однодревки. За грядою холмов – курганный могильник и место, с которым предание связывает языческое святилище.

Могучие стены из глины и дубовых срубов большим кольцом охватывали весь город и замок, но замок имел и свою сложную, хорошо продуманную систему обороны; он был как бы кремлем, детинцем всего города.

Замковая гора невелика: ее верхняя площадка занимает всего лишь 35x100 метров, и поэтому все строения там были поставлены тесно, близко друг к другу. Исключительно благоприятные условия археологического исследования позволили выяснить основания всех зданий и точно восстановить количество этажей в каждом из них по земляным потолочным засыпкам, рухнувшим во время пожара 1147 года.

Замок отделялся от города сухим рвом, через который был перекинут подъемный мост. Проехав мост и мостовую башню, посетитель замка оказывался в узком проезде между двумя стенами; мощенная бревнами дорога вела вверх к главным воротам крепости, к которой примыкали и обе стены, ограждавшие проезд.

Любечский замок. Реконструкция Б.А. Рыбакова

Слева от мощеной дороги шел глухой тын, за которым было множество клетей-кладовых для всевозможной "готовизны": тут были и рыбные склады, и "меду-ши" для вина и меда с остатками амфор-корчаг, и склады, в которых не осталось никаких следов хранившихся в них продуктов.

В глубине "двора стражи" возвышалось самое высокое здание замка – башня (вежа). Это отдельно стоящее, не связанное с крепостными стенами сооружение являлось как бы вторыми воротами и в то же время могло служить в случае осады последним прибежищем защитников, как донжоны западноевропейских замков. В глубоких подвалах любечского донжона были ямы – хранилища для зерна и воды.

Вежа-донжон была средоточием всех путей в замке: только через нее можно было попасть в хозяйственный район клетей с готовизной; путь к княжескому дворцу лежал тоже только сквозь вежу. Тот, кто жил в этой массивной четырехъярусной башне, видел все, что делается в замке и вне его; он управлял всем движением людей в замке, и без ведома хозяина башни нельзя было попасть в княжеские хоромы.

Судя по великолепным золотым и серебряным украшениям, спрятанным в подземелье башни, хозяин ее был богатым и знатным боярином. Невольно на память приходят статьи "Русской Правды" об огнищанине, главном управителе княжеского хозяйства, жизнь которого ограждена огромным штрафом в 80 гривен (4 килограмма серебра!). Центральное положение башни в княжьем дворе соответствовало месту ее владельца в управлении им.

За донжоном открывался небольшой парадный двор перед огромным княжеским дворцом. На этом дворе стоял шатер, очевидно, для почетной стражи, здесь был потайной спуск к стене, своего рода "водяные ворота".

Дворец был трехъярусным зданием с тремя высокими теремами. Нижний этаж дворца был разделен на множество мелких помещений; здесь находились печи, жила челядь, хранились запасы. Парадным, княжеским, был второй этаж, где имелись широкая галерея – "сени", место летних пиров, и большая княжеская палата, украшенная майоликовыми щитами и рогами оленей и туров. Если Любечский съезд князей 1097 года собирался в замке, то он должен был заседать в этой палате, где можно поставить столы примерно на сто человек.

В замке была небольшая церковь, крытая свинцовой кровлей. Стены замка состояли из внутреннего пояса жилых клетей и более высокого внешнего пояса заборов; плоские кровли жилищ служили боевой площадкой заборов, пологие бревенчатые сходы вели на стены прямо со двора замка. Вдоль стен были вкопаны в землю большие медные котлы для "вара" – кипятка, которым поливали врагов во время штурма.

В каждом внутреннем отсеке замка – во дворце, в одной из "медуш" и рядом с церковью – обнаружены глубокие подземные ходы, выводившие в разные стороны от замка. Всего здесь, по приблизительным подсчетам, могло проживать 200-250 человек.

Во всех помещениях замка, кроме дворца, найдено много глубоких ям, тщательно вырытых в глинистом грунте. Вспоминается "Русская Правда", карающая штрафами за кражу "жита в яме". Часть этих ям могла действительно служить для хранения зерна, но часть предназначалась и для воды, так как колодцев на территории замка не найдено. Общая емкость всех хранилищ измеряется сотнями тонн. Гарнизон замка мог просуществовать на своих запасах более года; судя по летописи, осада никогда не велась в XI-XII веках долее шести недель – следовательно, любечский замок Мономаха был снабжен всем с избытком.

Любечский замок являлся резиденцией черниговского князя и полностью был приспособлен к жизни и обслуживанию княжеского семейства. Ремесленное население жило вне замка, как внутри стен посада, так и за его стенами. Замок нельзя рассматривать отдельно от города.

О таких больших княжеских дворах мы узнаем и из летописи: в 1146 году, когда коалиция киевских и черниговских князей преследовала войска северских князей Игоря и Святослава Ольговичей, под Новгородом-Северским было разграблено Игорево сельцо с княжеским замком, "идеже бяше устроил двор добре. Бе же ту готовизны много в бретьяницах и в погребах вина и медове. И что тяжкого товара всякого до железа и до меди – не тягли бяхуть от множества всего того вывозити". Победители распорядились погрузить все на телеги для себя и для дружины, а потом поджечь замок.

Любеч достался археологам после точно такой же операции, произведенной смоленским князем в 1147 году. Замок был ограблен, все ценное (кроме запрятанного в тайниках) вывезено, и после всего он был сожжен. Таким же феодальным замком была, вероятно, и Москва, в которую в том же 1147 году князь Юрий Долгорукий приглашал на пир своего союзника Святослава Ольговича.

Наряду с большими и богатыми княжескими замками археологи изучили и более скромные боярские дворы, расположенные не в городе, а посреди села. Зачастую в таких укрепленных дворах-замках встречаются жилища простых пахарей и много сельскохозяйственного инвентаря – лемехи, плужные ножи, серпы. Такие дворы XII века отражают ту же тенденцию временного закрепощения задолжавших крестьян, что и "Пространная Русская Правда", говорящая о "закупах", пользующихся господским инвентарем и находящихся на господском дворе под присмотром "рядовича" или "ратайного старосты", откуда можно было уйти только в том случае, если шли к высшим властям жаловаться на боярина.

Всю феодальную Русь мы должны представлять себе как совокупность нескольких тысяч мелких и крупных феодальных вотчин княжеских, боярских, монастырских, вотчин "молодшей дружины". Все они жили самостоятельной, экономически независимой друг от друга жизнью, представляя собой микроскопические государства, мало сцепленные друг с другом и в известной мере свободные от контроля государства.

Боярский двор – своего рода столица такой маленькой державы со своим хозяйством, своим войском, своей полицией и своими неписаными законами.

Княжеская власть в XI-XII веках в очень малой степени могла объединить эти независимые боярские миры; она вклинивалась между ними, строя свои дворы, организуя погосты для сбора дани, сажая своих посадников по городам, но все же Русь была боярской стихией, очень слабо объединенной государственной властью князя, который сам постоянно путал государственные понятия с частновладельческим феодальным отношением к своему разветвленному домену.

Княжеские вирники и мечники разъезжали по земле, кормились за счет местного населения, судили, собирали доходы в пользу князя, наживались сами, но в очень малой степени объединяли феодальные замки или выполняли какие-то общегосударственные функции.

Бронзовое и серебряное лучевые кольца, спиральные. Конец I тыс. н. э. Найдены при раскопках городища в ур. Чертово Городище Козельского р-на Калужской обл. в 2000 г.

Структура русского общества оставалась в основном «мелкозернистой»; в ней яснее всего ощущалось присутствие этих нескольких тысяч боярских вотчин с замками, стены которых защищали не столько от внешнего врага, сколько от собственных крестьян и соседей-бояр, а иной раз, быть может, и от слишком ретивых представителей княжеской власти.

Судя по косвенным данным, княжеское и боярское хозяйства были организованы по-разному. Разбросанные владения княжеского домена не всегда были постоянно закреплены за князем – переход его в новый город, на новый стол мог повлечь за обой изменения в личных вотчинах князя. Поэтому три частых перемещениях князей с места на место они относились к своим вотчинам как временные владельцы: стремились как можно больше взять с крестьян и с бояр (в конечном счете тоже с крестьян), не заботясь о воспроизводстве неустойчивого крестьянского хозяйства, разоряя его.

Еще более временными лицами чувствовали себя исполнители княжеской воли – "подъездные", "рядовичи", "вирники", "мечники", все те "юные" (младшие) члены княжеской дружины, которым поручался сбор княжеских доходов и передоверялась часть власти самого князя. Безразличные к судьбам смердов и ко всему комплексу объезжаемых владений, они заботились прежде всего о самих себе и путем ложных, выдуманных ими поводов для штрафов ("творимых вир") обогащались за счет крестьян, а частично и за счет бояр, перед которыми они представали как судьи, как представители главной власти в стране.

Быстро разраставшаяся армия этих княжеских людей рыскала по всей Руси от Киева до Белоозера, и действия их не контролировались никем. Они должны были привезти князю определенный объем оброка и дани, а сколько взяли в свою пользу, сколько сел и деревень разорили или довели до голодной смерти – никому не было ведомо.

Если князья жадно и неразумно истощали крестьянство посредством личных объездов (полюдья) и разъездов своих вирников, то боярство было осторожнее. Во-первых, у бояр не было такой военной силы, которая позволяла бы им перейти черту, отделявшую обычный побор от разорения крестьян; а во-вторых, боярам было не только опасно, но и невыгодно разорять хозяйство своей вотчины, которую они собирались передавать своим детям и внукам. Поэтому боярство должно было разумнее, осмотрительнее вести свое хозяйство, умерять свою жадность, переходя при первой возможности к экономическому принуждению – "купе", то есть ссуде обедневшему смерду, крепче привязывавшей крестьянина-"закупа" к замку.

Княжеские тиуны и рядовичи были страшны не только крестьянам-общинникам, но и боярам, вотчина которых состояла из таких же крестьянских хозяйств.

Один из книжников конца XII века дает совет боярину держаться подальше от княжеских мест: "Не имей себе двора близ княжа двора и не держи села близ княжа села: тивун бо его яко огнь… и рядовичи его яко искры. Аше от огня устережешися, но от искр не може-ши устеречися".

Каждый феодал стремился сохранить неприкосновенность своего микроскопического государства – вотчины, и постепенно возникло понятие "заборони", феодального иммунитета – юридически оформленного договора между младшим и старшим феодалом о невмешательстве старшего во внутренние вотчинные дела младшего. Применительно к более позднему времени – XV-XVI векам, когда уже шел процесс централизации государства, – мы считаем феодальный иммунитет явлением консервативным, помогающим уцелеть элементам феодальной раздробленности, но для Киевской Руси иммунитет боярских вотчин был непременным условием нормального развития здорового ядра феодального землевладения – многих тысяч боярских вотчин, составлявших устойчивую основу русского феодального общества.

Киевская Русь и русские княжества XII -XIII вв. Рыбаков Борис Александрович

Феодальный замок XI–XII вв

Феодальный замок XI–XII вв

Первые укрепленные усадьбы, обособленные от окружающих их простых жилищ и иногда возвышающиеся над ними на холме, относятся еще к VIII–IX вв. По скудным следам древней жизни археологам удается установить, что обитатели усадеб жили несколько иной жизнью, чем их односельчане: в усадьбах чаще встречаются оружие и серебряные украшения.

Главным отличием была система стройки. Усадьба-городище строилась на холме, подножье которого было окружено 100–200 небольших хаток- землянок, в беспорядке разбросанных вокруг. Замок же представлял собой маленькую крепостицу, образованную несколькими деревянными срубами, поставленными вплотную друг к другу по кругу; круговое жилище (хоромы) служило одновременно и стенами, окаймлявшими небольшой двор. Здесь могло проживать 20–30 человек. Был ли это родовой старейшина со своими домочадцами или «нарочитый муж» с челядью, собиравший полюдье с населения окрестных деревень, - сказать трудно. Но именно в такой форме должны были рождаться первые феодальные замки, именно так должны были выделять себя из среды земледельцев первые бояре, «лучшие мужи» славянских племен. Крепость-замок была слишком мала для того, чтобы укрыть в своих стенах в годину опасности всех обитателей поселка, но вполне достаточна, чтобы господствовать над поселком. Все древнерусские слова, обозначающие замок, вполне подходят к этим маленьким круглым крепостицам: «хоромы» (сооружение, построенное по кругу), «двор», «град» (огражденное, укрепленное место).

Софийский собор в Новгороде. 1045 г.

Тысячи таких дворов-хором стихийно возникали в VIII–IX вв. по всей Руси, знаменуя собой рождение феодальных отношений, вещественное закрепление племенными дружинами достигнутого ими преимущества. Но только через несколько столетий после появления первых замков мы узнаем о них из юридических источников - правовые нормы никогда не опережают жизни, а появляются лишь в результате жизненных требований.

В XI в. явно обозначились классовые противоречия, и князья озаботились тем, чтобы их княжьи дворы, хоромы и амбары были надежно ограждены не только военной силой, но и писаным законом. На протяжении XI в. создается первый вариант русского феодального права, известной Русской Правды. Она складывалась на основе тех древних славянских обычаев, которые существовали? уже много веков, но в нее вплетались и новые юридические нормы, рожденные феодальными отношениями. Долгое время взаимоотношения между феодалами и крестьянами, отношения дружинников между собой и положение князя в обществе определялись изустным, неписаным законом - обычаями, подкрепленными реальным соотношением сил.

Насколько мы знаем это древнее обычное право по записям этнографов XIX в., оно было очень разветвленным и регламентировало все стороны человеческих взаимоотношений: от семейных дел до пограничных споров.

Внутри маленькой замкнутой боярской вотчины долгое время не было еще потребности в записывании этих устоявшихся обычаев или тех «уроков» - платежей, которые ежегодно шли в пользу господина. Вплоть до XVIII в. подавляющее большинство феодальных вотчин жило по своим внутренним неписаным законам.

Запись юридических норм должна была начаться прежде всего или в условиях каких-то внешних сношений, где «покон русский» сталкивался с законами других стран, или же в княжеском хозяйстве с его угодьями, разбросанными по разным землям, с его разветвленным штатом сборщиков штрафов и дани, непрерывно разъезжавших по всем подвластным племенам и судивших там от имени своего князя по его законам.

Первые отрывочные записи отдельных норм «русского закона» возникали, как мы уже видели на примере Устава Ярослава Новгороду, по частным случаям, в связи с какой-либо особой надобностью и совершенно не ставили перед собой задач полного отражения всей русской жизни. Еще раз приходится отметить, как глубоко неправы были те буржуазные историки, которые, сопоставляя разновременные части Русской Правды, механически делали из сопоставлений прямые выводы: если о каком-либо явлении в ранних записях еще не говорится, то, значит, и самого явления еще не было в действительности. Это крупная логическая ошибка, основанная на устаревшем представлении, что будто бы государственная и общественная жизнь формируется во всех своих проявлениях лишь в результате законов, изданных верховной властью как волеизъявление монарха.

Запись-граффити на стене Софийского собора в Киеве о смерти «цесаря нашего» Ярослава Мудрого 20 февраля 1054 г.

Купчая запись на землю Бояна, которую покупает вдова князя Всеволода при 12 свидетелях. Написана на стене Софийского собора. Начало XII в. (На с. 421 - прорись)

К середине XI в. обозначились острые социальные противоречия (и прежде всего в княжеской среде), которые привели к созданию княжеского домениального закона, так называемой Правды Ярославичей (примерно 1054–1072 гг.), рисующей княжеский замок и его хозяйство. Владимир Мономах (1113–1125 гг.) после киевского восстания 1113 г. дополнил этот закон рядом более широких статей, рассчитанных на средние городские слои, а в конце его княжения или в княжение его сына Мстислава (1125–1132 гг.) был составлен еще более широкий по охвату свод феодальных законов - так называемая Пространная Русская Правда, отражающая не только княжеские, но и боярские интересы. Феодальный замок и феодальная вотчина в целом очень рельефно выступают в этом законодательстве. Трудами советских историков С. В. Юшкова, М. Н. Тихомирова и особенно Б. Д. Грекова подробно раскрыта феодальная сущность Русской Правды во всем ее историческом развитии более чем за столетие.

Б. Д. Греков в своем известном исследовании «Киевская Русь» так характеризует феодальный замок и вотчину XI в.:

«…В Правде Ярославичей обрисована в главнейших своих чертах жизнь вотчины княжеской.

Центром этой вотчины является «княж двор»… где мыслятся прежде всего хоромы, в которых живет временами князь, дома его слуг высокого ранга, помещения для слуг второстепенных, разнообразные хозяйственные постройки - конюшни, скотный и птичий дворы, охотничий дом и др….

Во главе княжеской вотчины стоит представитель князя - боярин-огнищанин. На его ответственности лежит все течение жизни вотчины и, в частности, сохранность княжеского вотчинного имущества. При нем, по-видимому, состоит сборщик причитающихся князю всевозможных поступлений - «подъездной княж…» надо думать, в распоряжении огнищанина находятся тиуны. В «Правде» назван также «старый конюх», т. е. заведующий княжеской конюшней и княжескими стадами.

Все эти лица охраняются 80-гривенной вирой, что говорит об их привилегированном положении. Это высший административный аппарат княжеской вотчины. Дальше следуют княжие старосты - «сельский и ратайный». Их жизнь оценивается только в 12 гривен… Таким образом, мы получаем право говорить о подлинной сельскохозяйственной физиономии вотчины.

Эти наблюдения подтверждаются и теми деталями, которые рассыпаны в разных частях Правды Ярославичей. Тут называются клеть, хлев и полный, обычный в большом сельском хозяйстве ассортимент рабочего, молочного и мясного скота и обычной в таких хозяйствах домашней птицы. Тут имеются кони княжеские и смердьи (крестьянские), волы, коровы, козы, овцы, свиньи, куры, голуби, утки, гуси, лебеди и журавли.

Не названы, но с полной очевидностью подразумеваются луга, на которых пасется скот, княжеские и крестьянские кони.

Рядом с сельским земледельческим хозяйством мы видим здесь также борти, которые так и названы «княжими», «а в княже борти 3 гривне, либо пожгуть, либо изудруть».

«Правда» называет нам и категории непосредственных производителей, своим трудом обслуживающих вотчину. Это рядовичи, смерды и холопы… Их жизнь расценивается в 5 гривен.

Мы можем с уверенностью говорить о том, что князь время от времени навещает свою вотчину.* Об этом говорит наличие в вотчине охотничьих псов и обученных для охоты ястребов и соколов…

Первое впечатление от Правды Ярославичей, как, впрочем, и от Пространной Правды, получается такое, что изображенный в ней хозяин вотчины с сонмом своих слуг разных рангов и положений, собственник земли, угодий, двора, рабов, домашнего скота и птицы, владелец своих крепостных, обеспокоенный возможностью убийств и краж, стремится найти защиту в системе серьезных наказаний, положенных за каждую из категорий деяний, направленных против его прав. Это впечатление нас не обманывает. Действительно, «Правды» защищают вотчинника-феодала от всевозможных покушений на его слуг, на его землю, коней, волов, рабов, рабынь, крестьян, уток, кур, собак, ястребов, соколов и пр.».

Археологические раскопки подлинных княжеских замков полностью подтверждают и дополняют облик «княжьего двора» XI в.

Экспедиция Б. А. Рыбакова в течение четырех лет (1957–1960 гг.) раскалывала замок XI в. в Любече, построенный, по всей вероятности, Владимиром Мономахом в ту пору, когда он был черниговским князем (1078–1094 гг.) и когда Правда Ярославичей еще только начала действовать.

Славянское поселение на месте Любеча существовало уже в первые века нашей эры. К IX в. здесь возник небольшой городок с деревянными стенами. По всей вероятности, именно его и вынужден был брать с бою Олег на своем пути в Киев в 882 г. Где-то здесь должен был быть двор Малка Любечанина, отца Добрыни и деда Владимира I.

На берегу днепровского затона была пристань, где собирались «моноксиды», упомянутые Константином Багрянородным, а неподалеку, в сосновой корабельной роще, - урочище «Кораблище», где могли строиться эти однодеревки. За грядою холмов - курганный могильник и место, с которым предание связывает языческое святилище.

Среди всех этих древних урочищ возвышается крутой холм, до сих пор носящий название Замковой горы. Раскопки показали, что деревянные укрепления замка были построены здесь во второй половине XI в. Могучие стены из глины и дубовых срубов большим кольцом охватывали весь город и замок, но замок имел и свою сложную, хорошо продуманную систему обороны; он был как бы кремлем, детинцем всего города.

Замковая гора невелика: ее верхняя площадка занимает всего лишь 35?100 м, и поэтому все строения там были поставлены тесно, близко друг к другу. Исключительно благоприятные условия археологического исследования позволили выяснить основания всех зданий и точно восстановить количество этажей в каждом из них по земляным потолочным засыпкам, рухнувшим во время пожара 1147 г.

Ворота с двумя башнями имели довольно глубокий тоннель с тремя заслонами, которые могли преградить путь врагу. Пройдя ворота, путник оказывался в небольшом дворике, где, очевидно, размещалась стража; отсюда был ход на стены, здесь были помещения с маленькими очагами на возвышениях для обогрева замерзшей воротной стражи и около них небольшое подземелье, являвшееся, очевидно, «узилищем» - тюрьмой. Слева от мощеной дороги шел глухой тын, за которым было множество клетей-кладовых для всевозможной «готовизны»: тут были и рыбные склады, и «медуши» для вина и меда с остатками амфор-корчаг, и склады, в которых не осталось никаких следов хранившихся в них продуктов. В глубине «двора стражи» возвышалось самое высокое здание замка - башня (вежа). Это отдельно стоящее, не связанное с крепостными стенами сооружение являлось как бы вторыми воротами и в то же время могло служить в случае осады последним прибежищем защитников, как донжоны западноевропейских замков. В глубоких подвалах любечского донжона были ямы-хранилища для зерна и воды.

Раскопки замка Владимира Мономаха в Любече (конец XI в.)

Любечский замок. Реконструкция Б. А. Рыбакова

Судя по великолепным золотым и серебряным украшениям, спрятанным в подземелье башни, хозяин ее был богатым и знатным боярином. Невольно на память приходят статьи Русской Правды об огнищанине, главном управителе княжеского хозяйства, жизнь которого ограждена огромным штрафом в 80 гривен (4 кг серебра!). Центральное положение башни в княжьем дворе соответствовало месту ее владельца в управлении им. За донжоном открывался небольшой парадный двор перед огромным княжеским дворцом. На этом дворе стоял шатер, очевидно, для почетной стражи, здесь был потайной спуск к стене, своего рода «водяные ворота».

Паникадило-хорос XII в. Киев

Дворец был трехъярусным зданием с тремя высокими теремами. Нижний этаж дворца был разделен на множество мелких помещений; здесь находились печи, жила челядь, хранились запасы. Парадным, княжеским, был второй этаж, где имелась широкая галерея - «сени», место летних пиров, и большая княжеская палата, украшенная майоликовыми щитами и рогами оленей и туров. Если Любечский съезд князей 1097 г. собирался в замке, то он должен был заседать в этой палате, где можно было поставить столы примерно на сто человек.

В замке была небольшая церковь, крытая свинцовой кровлей. Стены замка состояли из внутреннего пояса жилых клетей и более высокого внешнего пояса заборол; плоские кровли жилищ служили боевой площадкой заборол, пологие бревенчатые сходы вели на стены прямо со двора замка. Вдоль стен были вкопаны в землю большие медные котлы для «вара» - кипятка, которым поливали врагов во время штурма. В каждом внутреннем отсеке замка - во дворце, в одной из «медуш» и рядом с церковью - обнаружены глубокие подземные ходы, выводившие в разные стороны от замка. Всего здесь, по приблизительным подсчетам, могло проживать 200–250 человек. Во всех помещениях замка, кроме дворца, найдено много глубоких ям, тщательно вырытых в глинистом грунте. Вспоминается Русская Правда, карающая штрафами за кражу «жита в яме». Часть этих ям могла, действительно, служить для хранения зерна, но часть предназначалась и для воды, так как колодцев на территории замка не найдено.

Общая емкость всех хранилищ измеряется сотнями тонн. Гарнизон замка мог просуществовать на своих запасах более года; судя по летописи, осада никогда не велась в XI–XII вв. долее шести недель, следовательно, любечский замок Мономаха был снабжен всем с избытком.

О таких больших княжеских дворах мы узнаем и из летописи: в 1146 г., когда коалиция киевских и черниговских князей преследовала войска северских князей Игоря и Святослава Ольговичей, под Новгородом-Северским было разграблено Игорево сельцо с княжеским замком, «идеже бяше устроил двор добре. Бе же ту готовизиы много в бретьяницах и в погребех вина и медове. И что тяжкого товара всякого до железа и до меди - не тягли бяхуть от множества всего того вывозити». Победители распорядились грузить все на телеги для себя и для дружины, а потом поджечь замок.

Любеч достался археологам после точно такой же операции, произведенной смоленским князем в 1147 г. Замок был ограблен, все ценное (кроме запрятанного в тайниках) вывезено, и после всего он был сожжен. Таким же феодальным замком была, вероятно, и Москва, в которую в том же 1147 г. князь Юрий Долгорукий приглашал на пир своего союзника Святослава Олъговича.

Наряду с большими и богатыми княжескими замками археологи изучили и более скромные боярские дворы, расположенные не в городе, а посреди села. Зачастую в таких укрепленных дворах-замках встречаются жилища простых пахарей и много сельскохозяйственного инвентаря - лемехи, плужные ножи, серпы. Такие дворы XII в. отражают ту же тенденцию временного закрепощения задолжавших крестьян, что и Пространная Русская Правда, говорящая о «закупах», пользующихся господским инвентарем и находящихся на господском дворе под присмотром «рядовича» или «ратайного старосты», откуда можно было уйти только в том случае, если шли к высшим властям жаловаться на боярина.

Всю феодальную Русь мы должны представлять себе как совокупность нескольких тысяч мелких и крупных феодальных вотчин княжеских, боярских, монастырских, вотчин «молодшей дружины». Все они жили самостоятельной, экономически независимой друг от друга жизнью, представляя собой микроскопические государства, мало сцепленные друг с другом и в известной мере свободные от контроля государства. Боярский двор - своего рода столица такой маленькой державы со своим хозяйством, своим войском, своей полицией и своими неписаными законами.

Княжеская власть в XI–XII вв. в очень малой степени могла объединить эти независимые боярские миры; она вклинивалась между ними, строя свои дворы, организуя погосты для сбора дани, сажая своих посадников по городам, но все же Русь была боярской стихией, очень слабо объединенной государственной властью князя, который сам постоянно путал государственные понятия с частновладельческим феодальным отношением к своему разветвленному домену.

Судя по косвенным данным, княжеское и боярское хозяйство были организованы по-разному. Разбросанные владения княжеского домена не всегда были постоянно закреплены за князем - переход его в новый город, на новый стол, мог повлечь за собой изменения в личных вотчинах князя. Поэтому при частых перемещениях князей с места на место они относились к своим вотчинам как временные владельцы: стремились как можно больше взять с крестьян и с бояр (в конечном счете тоже с крестьян), не заботясь о воспроизводстве неустойчивого крестьянского хозяйства, разоряя его. Еще более временными лицами чувствовали себя исполнители княжеской воли - «подъездные», «рядовичи», «вирники», «мечники», все те «юные» (младшие члены княжеской дружины), которым поручался сбор княжеских доходов и передоверялась часть власти самого князя. Безразличные к судьбам смердов и ко всему комплексу объезжаемых владений, они заботились прежде всего о самих себе и путем ложных, выдуманных ими поводов для штрафов («творимых вир») обогащались за счет крестьян, а частично и за счет бояр, перед которыми они представали как судьи, как представители главной власти в стране. Быстро разраставшаяся армия этих княжеских людей рыскала по всей Руси от Киева до Бело- озера, и Действия их не контролировались никем. Они должны были привезти князю определенный объем оброка и дани, а сколько они взяли в свою пользу, сколько сел и деревень разорили или довели до голодной смерти - никому не было ведомо.

Если князья жадно и неразумно истощали крестьянство посредством личных объездов (полюдья) и разъездов своих вирников, то боярство было осторожнее. Во-первых, у бояр не было такой военной силы, которая позволяла бы им перейти черту, отделявшую обычный побор от разорения, крестьян, а во-вторых, боярам было не только опасно, но и невыгодно разорять хозяйство своей вотчины, которую они собирались передавать своим детям и внукам. Поэтому боярство должно было разумнее, осмотрительнее вести свое хозяйство, умерять свою жадность, переходя при первой возможности к экономическому принуждению - «купе», т. е. ссуде обедневшему смерду, крепче привязывавшей крестьянина-«закупа».

Княжеские тиуны и рядовичи были страшны не только крестьянам-общинникам, но и боярам, вотчина которых состояла из таких же крестьянских хозяйств. Один из книжников конца XII в. дает совет боярину держаться подальше от княжеских мест: «Не имей себе двора близ княжа двора и не держи села близ княжа села: тивун бо его яко огнь… и рядовичи его яко искры. Аще от огня устережешися, но от искр не можеши устеречися».

Каждый феодал стремился сохранить неприкосновенность своего микроскопического государства - вотчины, и постепенно возникло понятие «заборони», феодального иммунитета, - юридически оформленного договора между младшим и старшим феодалом о невмешательстве старшего во внутренние вотчинные дела младшего. Применительно к более позднему времени - XV–XVI вв., когда уже шел процесс централизации государства, мы считаем феодальный иммунитет явлением консервативным, пог могающим уцелеть элементам феодальной раздробленности, но для Киевской Руси иммунитет боярских вотчин был непременным условием нормального развития здорового ядра феодального землевладения - многих тысяч боярских вотчин, составлявших устойчивую основу русского феодального общества.

Из книги Рождение Руси автора Рыбаков Борис Александрович

Феодальный замок XI-XII веков Первые укрепленные усадьбы, обособленные от окружающих их простых жилищ и иногда возвышающиеся над ними на холме, относятся еще к VIII – IX векам. По скудным следам древней жизни археологам удается установить, что обитатели усадеб жили несколько

автора Сказкин Сергей Данилович

Феодальный город. «Книга эпарха» Со второй половины IX в. начался подъем византийских городов: возрождались старые, переживавшие ранее упадок, и возникали новые городские центры. Значительно возросло производство ремесленных изделий, улучшилось их качество, расширилась

Из книги История Средних веков. Том 1 [В двух томах. Под общей редакцией С. Д. Сказкина] автора Сказкин Сергей Данилович

Феодальный город в XI-XII вв. Начавшийся в IX в. подъем ремесла и торговли привел в XI-XII вв. к расцвету провинциальных городов. Укреплялись экономические связи внутри небольших районов. Ярмарки и рынки возникали не только в городах, но и близ крупных монастырей и светских

автора Блок Марк

Из книги Апология истории, или Ремесло историка автора Блок Марк

Из книги Крестовые походы. Священные войны Средневековья автора Брандедж Джеймс

Глава 4 Феодальный Крестовый поход I В августе 1096 года, когда участники Крестьянского крестового похода обосновались в Киветоте в ожидании своей судьбы, первые отряды европейской знати, откликнувшейся на призыв папы Урбана II, как раз отправлялись на Восток. Армия Первого

Из книги Рыцарство от древней Германии до Франции XII века автора Бартелеми Доминик

автора

Феодальный иммунитет Вообще само понятие иммунитета и связанных сним правовых реалий принадлежит еще Римской империи - от лат. immunitas (свобода от munitas - повинностей). Такой свободой наделялись, во-первых, императорские поместья, а во-вторых, поместья-виллы частных лиц, тем

Из книги Всеобщая история государства и права. Том 1 автора Омельченко Олег Анатольевич

Феодальный суд Споры между сеньором и вассалом должны решаться в ленном суде. О желании судиться со своим ленником сеньор должен был заранее и при свидетелях известить своего вассала. Суд должен был идти открыто и в присутствии других (не менее 7 человек) вассалов. От

автора

Из книги Прикладная философия автора Герасимов Георгий Михайлович

Из книги ВЫПУСК 3 ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗОВАННОГО ОБЩЕСТВА (XXX в. до н.э. - XX в. н.э.) автора Семенов Юрий Иванович

4.3. Феодальный способ производства Когда в наших учебниках от характеристики рабовладения переходили к описанию феодализма и пытались объяснить учащемуся разницу между тем и другим, то обычно подчеркивали, что раба можно было убить, а феодально-зависимого крестьянина -

автора Блок Марк

2. Первый феодальный период: население Мы не можем и никогда не сможем определить в цифрах, пусть приблизительных, численность населения наших стран в течение первого феодального периода. Плотность его наверняка сильно различалась по областям, и эти различия постоянно

Из книги Феодальное общество автора Блок Марк

3. Первый феодальный период: коммуникации Общение между этими распыленными группами людей было сопряжено со многими трудностями. Крушение Каролингской империи привело к исчезновению последней власти, достаточно разумной, чтобы заботиться об общественных работах, и

Из книги Манифест коммунистической партии автора Энгельс Фридрих

а) ФЕОДАЛЬНЫЙ СОЦИАЛИЗМ Французская и английская аристократия по своему историческому положению была призвана к тому, чтобы писать памфлеты против современного буржуазного общества. Во французской июльской революции 1830 г. и в английском движении в пользу

Из книги Китай: краткая история культуры автора Фицджеральд Чарльз Патрик