Уезжая в Оренбург в сентябре 1833 года, Пушкин уже был полон новых замыслов и мечтал, добравшись наконец после скитаний до Болдина, отдаться творчеству... 2 сентября он обещал жене— «я тебе из деревни привезу товару на сто рублей, как говорится». 12 сентября: «Я сплю и вижу приехать в Болдино, и там запереться». О том же сообщалось и в письме из Оренбурга: «А уж чувствую, что дурь на меня находит. Я и в коляске сочиняю, что ж будет в постеле?» (Как известно, Пушкин любил писать в постели.) .

Наконец 1 октября. Пушкин прибыл в Болдино. Началась «пора» поэта — осень, когда работалось легко и свободно. Еще в дороге он знал, что предстоит «многое написать». И это желание исполнилось: вторая болдинская осень оказалась очень короткой — всего полтора месяца (с 1 октября до середины ноября), но была «урожайной». Здесь завершилась работа над «Историей Пугачева» (значительно расширен первоначальный текст черновой редакции, внесены нужные поправки и дополнения). Написана повесть «Пиковая дама». Созданы две поэмы — «Медный всадник» и «Анджело», две сказки — «О рыбаке и рыбке» и «О морской царевне», около десятка стихотворений, и среди них такой шедевр, как «Осень».

Но дело не только в количестве написанного, в разнообразии содержания произведений, в обращении к острейшим темам европейской и русской истории и современности — поражает громадность выдвинутых и разрабатываемых Пушкиным проблем, масштаб мысли Пушкина и, главное, характер и качество тех идейных и эстетических открытий, сделанных в этих произведениях, которые бесконечно обогащали русский реализм, поднимая его на новый, более высокий уровень. Вот почему вторая болдинская осень занимает совершенно особое место в творчестве Пушкина 1830-х годов, поскольку сделанные в эти полтора месяца открытия вывели Пушкина на новые рубежи. При этом важно подчеркнуть отличие первой болдинской осени (1830) от второй (1833).
Отличие это ощущается некоторыми пушкинистами, и они пишут об этом. Правда, мотивируется и объясняется оно чисто биографическими фактами. Так, например, в последней работе о стихотворении «Осень» Н. В. Измайлов пишет: «Болдинская осень 1833 г. может по справедливости считаться кульминационным моментом в творческой жизни Пушкина 1830-х годов. По интенсивности, высоте и разнообразию творчества она равноценна первой болдинской осени 1830 г.; но н настроению, по самосознанию поэта эти два периода далеко несходны».

В чем же исследователь видит это отличие? Осенью 1830 года настроение поэта было «тревожным и мрачным», поскольку «не было душевного спокойствия» (тревожное — в связи с предстоящей женитьбой и холерной эпидемией). Пушкин чувствовал себя перед коренной переменою в жизни, перед неизвестным и темным будущим, он прощался со своим прошлым, и все это отразилось на характере поэтического творчества первой болдинской осени — характере трагическом и сосредоточенно-мрачном в таких произведениях, как «маленькие трагедии», тоскливые строфы в «шутливой» повести «Домик в Коломне», две из «Повестей Белкина» — «Выстрел» и «Станционный смотритель», завершающие строфы «Путешествия» Онегина...».

Поскольку, по мысли исследователя, в 1833 году изменились к лучшему семейные дела Пушкина, то иной характер приобрело творчество этой осени. «Иное мы видим во второй болдинской осени, 1833 г. К этому времени семейная жизнь, казавшаяся такой тревожной перед женитьбой, стала представляться ему, несмотря на опасения, вызываемые молодостью и красотою Натальи Николаевны, устойчивой и ясной; отношения с Николаем I, с Бенкендорфом, с цензурою как-то в общем нормализовались, и казалось, не должны были очень мешать жизни и творческой работе». Оттого-то, оказывается, Пушкин и обратился «к новой большой теме — к роману о дворянине — участнике Пугачевского движения; он погрузился в работу по двум параллельным линиям: над романом — будущей «Капитанской дочкой» и над исследованием — «Историей Пугачева» . С б октября принялся за поэму «Медный всадник», 14 октября закончил «Сказку о рыбаке и рыбке», 27 октября завершил работу над поэмой «Анджело» и т. д.

Вряд ли можно полностью согласиться с тенденцией объяснить работу над программными произведениями благоприятными обстоятельствами личной жизни. Тем более что в действительности не было «ясности и устойчивости» ни в отношениях с властями, ни в отношениях с женой. Главный мотив писем жене из Болдина — мольба поэта «не кокетничай»! Обуреваемый тревогой, Пушкин писал жене: «Не мешай мне, не стращай меня, будь здорова, смотри за детьми, не кокетничай с царем...» В разгар работы над поэмой «Медный всадник», в дни завершения «Анджело» он с горечью писал любимой жене: «Ты, кажется, не путем искокетничалась. Смотри: недаром кокетство не в моде и почитается признаком дурного тона. В нем толку мало. Ты радуешься, что за тобою, как за сучкой, бегают кобели, подняв хвост трубочкой... есть чему радоваться! Не только тебе, но и Прасковье Петровне легко за собою приучить бегать холостых шаромыжников; стоит разгласить, что-де я большая охотница. Вот и вся тайна кокетства. Было бы корыто, а свиньи будут...» И так почти в каждом письме! Где же тут душевное спокойствие, ясность и устойчивость семейной жизни?

Но в общем-то — не в этом дело. Изучение всех написанных в эту болдинскую осень произведений помогает обнаружить их некую внутреннюю, органическую связь с программным сочинением — «Историей Пугачева». Открытия, сделанные в процессе исследования народного восстания, и способствовали рождению новых замыслов, подсказывали темы и проблемы новых произведений, метод и формы их художественного решения.

Главным и, пожалуй, почти все определяющим итогом работы над «Историей Пугачева» явилось окончательное формирование социологического мышления. Тем самым принципиально изменился уровень и характер убеждений Пушкина, основы его мировоззрения. С завоеванных высот решались теперь по-новому проблемы истории и современности, становился ясным антиисторический, романтический характер воззрений на дворянство и просвещенный абсолютизм, осознавалась с принципиально иных позиций роль народа в истории, изменилась сама структура художественного метода поэта.
В свое время Г. А. Гуковский уже указывал, что Пушкин заложил основы социального реализма, который Гоголь станет продолжать и развивать дальше. Круг уже давно волновавших Пушкина проблем получил новое освещение. Заново обратившись к теме Петра I, Пушкин пишет поэму «Медный всадник», которая, по существу, была ответом на явилась поэма «Анджело».

Изучение новых решений старых проблем, осуществленных в болдинскую осень 1833 года, является условием понимания творчества Пушкина последних лет. Это тем более необходимо, что до сих пор отношение Пушкина, например, к Петру I, к концепции просвещенного абсолютизма в частности, рассматривается без учета эволюции убеждений поэта, а нередко и с позиций откровенной и безудержной идеализации Петра I .
Пересмотр Пушкиным прежних представлений о спасительности для России в современных ему условиях просвещенного абсолютизма, с одной стороны, и о «старинном дворянстве» как защитнике народа перед троном — с другой, обусловил решительный и беспримерный «поворот его к народу» (Достоевский). Но чем интенсивнее шло постижение тайны народной жизни, тем острее вставал вопрос о будущем России. Именно оно было менее всего ясно Пушкину. И сомнения, мучившие поэта, сказались на всех его произведениях последних лет. В Болдине началась драма Пушкина — драма непреодолимости возникавших сложных вопросов и поисков ответов на них. Красноречивым примером невозможности прояснить для себя вопрос о путях к свободе в 1833—1834 годах можно назвать «Путешествие из Москвы в Петербург», над которым была начата работа с декабря 1833 года.

Болдинская осень 1830 года подарила русской литературе лучшие произведения А.С. Пушкина. Интересно, что случилась она совершенно случайно – занимаясь подготовкой к свадьбе с Натальей Гончаровой, поэт поехал в Болдино, чтобы решить некоторые финансовые вопросы, и намеревался пробыть там самое большее неделю, однако вспышка эпидемии холеры вынудила его остаться в селе почти на всю осень. Так случилось, что именно эти три месяца стали самыми плодотворными для его творчества. Феномен Болдинской осени в творчестве Пушкина удивителен соотношением количества созданных текстов и сроков их написания – Александр Сергеевич создавал одно произведение за другим с невероятной быстротой. Такое вдохновение радовало поэта, и он не упустил возможности его использовать. В Болдино Пушкин осваивает самые разные жанры и формы, экспериментирует с лексикой, сочетает народные и литературные формы. К сожалению, многое из начатого и запланированного в Болдино Пушкину в дальнейшем не удалось закончить и реализовать.

В Болдино было написано около тридцати стихотворений, среди них – «Бесы», «Элегия», «Моя родословная». Кроме того, здесь был закончен роман в стихах «Евгений Онегин» и написана поэма «Цыганы». В общем тематика стихов болдинского периода сводится к воспоминаниям о прошлом и впечатлениям от настоящего. Кроме того, именно здесь Пушкин начинает пробовать себя в народных жанрах – так, здесь были созданы и начата «Сказка о Медведихе», которая так и не была закончена.

Что касается прозы, то именно здесь появились на свет «Повести Белкина». Пушкин, как известно, никогда не придерживался строгих жанровых рамок, любил экспериментировать и творить в разных направлениях, и данный цикл является тому подтверждением. «Повести Белкина» содержат произведения разных литературных направлений и жанров, которые были популярны на тот момент: реализм («Выстрел»), сентиментализм ( , ), водевиль («Барышня-крестьянка»), готическая повесть («Гробовщик»). При этом все произведения имеют черту, которая присуща критическому реализму: в них часто появляются «маленькие люди», а конфликт развивается на самых низких ступенях социальной лестницы.

В Болдино Пушкин пробует себя в драме и создает «Маленькие трагедии». Небольшие по своему объему, они носят характер камерности: в них мало персонажей, они имеют динамично развивающийся сюжет и острый, непримиримый конфликт, заканчивающийся, по закону жанра, гибелью героя. В основе конфликта оказываются сильнейшие человеческие страсти, способные при отсутствии контроля привести человека к погибели. В «Скупом рыцаре» это скупость, в «Моцарте и Сальери» – зависть, в «Каменном госте» – любовная страсть. В этом смысле «Пир во время чумы» отстоит от других трагедий, поскольку в ней не заостряется внимание на какой-то одной страсти, однако эта трагедия завершает цикл и является неким обобщением – в ней решаются острые вопросы бытия человека, который смотрит смерти в глаза. Здесь смерть является не следствием конфликта, а его причиной. Нет объяснения тому, что вместе с бандитами и грешниками погибают невинные и праведные – эпидемия слепа.

Счастливое заточение (Болдинская осень 1830 года). К концу 20-х годов Пушкин все сильнее ощущает необходимость в доме и семье. Зимой 1828/29 года происходит первая встреча с шестнадцатилетней красавицей Натальей Гончаровой. Пушкин делает ей предложение, но оно принимается не сразу: слишком сомнительной казалась семье невесты репутация «сочинителя». Пушкин вынужден пойти на унижение: просить царя, чтобы тот заверил Гончаровых в его добропорядочности.

Осенью 1830 года Пушкин отправляется в имение Болдино Нижегородской губернии, чтобы уладить перед свадьбой имущественные дела. Едет он с тяжелым сердцем: женитьба вот-вот может расстроиться из-за размолвок с матерью Натальи Николаевны, финансовое положение неопределенно (Пушкин вынужден обеспечить невесту приданым!).

Поэт задерживается в Болдине дольше предполагаемого срока из-за эпидемии холеры. "Болдинская осень" 1830 года навсегда вошла в историю русской литературы как время фантастического взлета творческой энергии Пушкина. Ничего подобного ни до этого, ни после литература не знала. Окруженный холерными карантинами, запертый в деревне, Пушкин испытывает чувства, о которых сам сказал: "Есть упоение в бою, И бездны мрачной на краю..." Смертельная опасность и тревога вызвали к жизни творческие силы, и то, что копилось, вынашивалось годами, прорвалось в произведениях, открывших новый этап духовной жизни поэта. За считанные недели Пушкин завершает «Евгения Онегина», создает «Повести Белкина», цикл "маленьких трагедий", «Сказку о попе и о работнике его Балде», поэму "Домик в Коломне", ряд стихотворений. ..

Пушкин в 30-е годы особенно остро ощущает, что жизнь уходит, что времени все меньше, а он должен жить и работать, должен сделать все, на что способен. Надежды поэта на тихую семейную жизнь, независимость, воплощение всех литературных и творческих замыслов выражены им в четверостишии:

Воды глубокие
Плавно текут.
Люди премудрые
Тихо живут.

Эти надежды осуществились лишь отчасти. Обязанности по обеспечению быстро растущей семьи, светские связи, двусмысленные отношения с царем отрывали поэта от главного дела жизни. И в письмах, и в стихах, обращенных к самому близкому и любимому человеку — жене, все чаще возникает мотив бегства от суетной жизни.

Внешняя канва жизни Пушкина по-прежнему оставалась неровной и нервной, отражавшей мучительные противоречия между потребностью посвятить себя целиком литературному труду и внешними, препятствующими этому обстоятельствами. Тем удивительнее творческая, все преодолевающая сила пушкинской натуры. За это время поэт создает сказки, предпринимает путешествие по местам пугачевского бунта, результатом которого стали исторический труд о Пугачеве и роман "Капитанская дочка ". "Капитанской дочке" предшествовал незаконченный роман «Дубровский ».

Простое сопоставление этих произведений показывает, как мощно созревал пушкинский гений, как менялось его мировоззрение. "Меня укоряют в изменчивости мнений. Может быть: ведь одни глупцы не переменяются", — говорил Пушкин. От романа о бунтаре-одиночке, охваченном жаждой мести, — к роману, воплотившему пушкинское понимание (философию) истории и места человека в ней. История — столкновение двух стихий: стихии власти и стихии народной жизни. Смысл их движений и столкновений недоступен для человека, находящегося между ними, как между двумя грозовыми фронтами. Как наводнение в "Медном всаднике" или буран в "Капитанской дочке", они определяют жизнь человека. История для человека — большая случайность: он не выбирает ни времени, ни страны, ни выпавших на его долю испытаний. Но судьба человека зависит только от него, от его выбора в той или иной исторической ситуации. Свой выбор делает Гринев, свой — Швабрин и свой — Пугачев. Нравственные устои означают устойчивость в любом времени, "самостоянье человека — залог величия его".

Осенью 1833 года Пушкин вновь оказывается в Болдино, и творческий взлет 1830 года повторяется: написаны "Медный всадник" и "Пиковая дама ", ряд стихотворений, начато несколько больших трудов.
В эти годы приходит и чувство ответственности за будущее русской литературы. Именно поэтому Пушкин берется за издание своего литературно-художественного журнала "Современник", который, по его мысли, должен стать эталоном художественного вкуса, центром лучших литературных сил России.

Но в то же время происходила, казалось бы, невероятная вещь. Самые лучшие, самые совершенные произведения Пушкина проходили мимо читателей, которые полагали, что время Пушкина прошло, что как писатель он кончился. Даже проницательнейший русский критик В. Г. Белинский писал в 1834 году: "Тридцатым годом кончился или, лучше сказать, внезапно оборвался период Пушкинский". Причин такого мнения современников по крайней мере две. Во-первых, в своем развитии Пушкин ушел далеко от читателей, живших идеалами, вкусами и пристрастиями 20-х годов. Во-вторых, в печати появлялось далеко не все из написанного. Даже ближайшие друзья Пушкина, разбирая его архив после смерти, были поражены количеством и совершенством написанного, но не напечатанного в эти годы.

Есть мнение, что Пушкин искал смерти в последние годы. Нет. Пушкин искал «покоя и воли», но путь к ним лежал через защиту "самостоянья человека", то есть чести и независимости. В 1834 году Пушкин подает прошение об отставке. Вместо этого ему присваивают звание камер-юнкера — унизительное для тридцатипятилетнего мужчины. Светская круговерть продолжается, Наталья Николаевна блистает на придворных балах, а поэт и его знакомые начинают получать анонимные письма, в которых говорится о неверности супруги. Дальнейшее известно. В вопросах чести, тем более когда затрагивалась честь семьи, Пушкин был тверд. Поразительно мужество, с которым он встретил смерть. Мысленно он встречал ее уже не раз, а в лучших стихах 30-х годов тема смерти становится едва ли не главной. Но оборачивается она по-пушкински — бессмертием, источник которого — творчество.

БОЛДИНСКАЯ ОСЕНЬ

Выехав из Москвы 31 августа, Пушкин 3 сентября приехал в Болдино. Он рассчитывал за месяц управиться с делами по введению во владение выделенной отцом деревней, заложить ее * и вернуться в Москву, чтобы справить свадьбу.

* Введение во владение - производившаяся через местную судебную палату канцелярская операция, которая оформляет передачу поместья новому владельцу; заклад - финансовая операция, при которой банк выдавал помещику под залог ревизских душ сумму денег, в дальнейшем подлежащую погашению.

Ему было немного досадно, что за этими хлопотами пропадет осень - лучшее для него рабочее время:

"Осень подходит. Это любимое мое время - здоровье мое обыкновенно крепнет - пора моих литературных трудов настает - а я должен хлопотать о приданом (у невесты приданого не было. Пушкин хотел венчаться без приданого, но тщеславная мать Натальи Николаевны не могла этого допустить, и Пушкину пришлось самому доставать деньги на приданое, которое он, якобы, получал за невестой. - Ю.Л. ), да о свадьбе, которую сыграем бог весть когда. Все это не очень утешно. Еду в деревню, бог весть, буду ли там иметь время заниматься, и душевное спокойствие, без которого ничего не произведешь, кроме эпиграмм на Каченовского" (XIV, 110).

Пушкин был атлетически сложен, хотя и невысок ростом, физически крепок и вынослив, обладал силой, ловкостью и крепким здоровьем. Он любил движение, езду верхом, шумную народную толпу, многолюдное блестящее общество. Но любил он и полное уединение, тишину, отсутствие докучных посетителей. Весной и в летнюю жару его томили излишнее возбуждение или вялость. По привычкам и физическому складу он был человеком севера - любил холод, осенние свежие погоды, зимние морозы. Осенью он чувствовал прошив бодрости. Дождь и слякоть его не пугали: они не мешали прогулкам верхом - единственному развлечению в это рабочее время - и поддерживали горячку поэтического труда. "Осень чудная, - писал он Плетневу, - и дождь, и снег, и по колено грязь" (XIV, 118).

Перспектива потерять для творчества это заветное время настраивала его раздражительно. Дело было не только в том, что тяжелый 1830 год сказывался утомлением: петербургская жизнь с суетой литературных схваток отнимала силы и не оставляла времени для работы над творческими замыслами - а их накопилось много, они заполняли и голову, и черновые тетради поэта. Он чувствовал себя "артистом в силе", на вершине творческой полноты и зрелости, а "времени" заниматься и "душевного спокойствия, без которого ничего не произведешь", не хватало. Кроме того, осенний "урожаи" стихов был основным источником существования на весь год. Издатель и друг Пушкина Плетнев, следивший за материальной стороной пушкинских изданий, постоянно и настойчиво ему об этом напоминал. Деньги были нужны. С ними была связана независимость - возможность жить без службы - и счастье - возможность семейной жизни. Пушкин из Болдина писал с шутливой иронией Плетневу: "Что делает Дельвиг, видишь ли ты его. Скажи ему, пожалуйста, чтоб он мне припас денег; деньгами нечего шутить; деньги вещь важная - спроси у Канкрина (министр финансов. - Ю. Л. ) и Булгарина" (XIV, 112). Работать было необходимо, работать очень хотелось, но обстоятельства складывались так, что, по всей видимости, работа не должна была удасться.

Пушкин приехал в Болдино в подавленном настроении. Не случайно первыми стихотворениями этой осени были одно из самых тревожных и напряженных стихотворений Пушкина "Бесы" и отдающая глубокой усталостью, в которой даже надежда на будущее счастье окрашена в меланхолические тона, "Элегия" ("Безумных лет угасшее веселье..."). Однако настроение скоро изменилось; все складывалось к лучшему: пришло "прелестное" письмо от невесты, которое "вполне успокоило": Наталья Николаевна соглашалась идти замуж и без приданого (письмо, видимо, было нежным - оно до нас не дошло), канцелярская канитель была полностью передоверена писарю Петру Кирееву, но покинуть Болдино оказалось невозможным: "Около меня Колера Морбус ("холера смертельная" - медицинское наименование холеры. - Ю.Л. ). Знаешь ли, что это за зверь? того и гляди, что забежит он и в Болдино, да всех нас перекусает" (в письме невесте он называл холеру более нежно, в соответствии с общим тоном письма: "Премиленькая особа" , XIV, 111 и 112).

Однако холера мало тревожила Пушкина - напротив, она сулила длительное пребывание в деревне. 9 сентября он осторожно пишет невесте, что задержится дней на двадцать, но в тот же день Плетневу, - что приедет в Москву "не прежде месяца". И с каждым днем, поскольку эпидемия вокруг усиливается, срок отъезда все более отодвигается, следовательно, увеличивается время для поэтического труда. Он твердо верит, что Гончаровы не остались в холерной Москве и находятся в безопасности в деревне, - причин для беспокойства нет, торопиться ехать незачем. Только что оглядевшись в Болдине, 9 сентября он пишет Плетневу:

"Ты не можешь вообразить, как весело удрать от невесты, да и засесть стихи писать. Жена не то, что невеста. Куда! Жена свой брат. При ней пиши сколько хошь. А невеста пуще цензора Щеглова, язык и руки связывает <...> Ах, мой милый! что за прелесть здешняя деревня! вообрази: степь да степь; соседей ни души; езди верхом сколько душе угодно, [сиди пиши дома сколько вздумается, никто не помешает. Уж я тебе наготовлю всячины, и прозы и стихов" (XIV, 112).

В болдинском уединении есть еще одно для Пушкина очарованье; оно совсем не мирное: рядом таится смерть, кругом ходит холера. Чувство опасности электризует, веселит и дразнит, как двойная угроза (чумы и войны) веселила и возбуждала Пушкина в его недавней - всего два года назад - поездке под Арзрум в действующую армию. Пушкин любил опасность и риск. Присутствие их его волновало и будило творческие силы. Холера настраивает на озорство: "Я бы хотел переслать тебе проповедь мою здешним мужикам о холере; ты бы со смеху умер, да не стоишь ты этого подарка" (XIV, 113), - писал он Плетневу. Содержание этой проповеди сохранилось в мемуарной литературе. Нижегородская губернаторша А.П. Бутурлина спрашивала Пушкина о его пребывании в Болдине:

"Что же вы делали в деревне, Александр Сергеич? Скучали?"

- "Некогда было, Анна Петровна. Я даже говорил проповеди".

- "Проповеди?"

- "Да, в церкви, с амвона. По случаю холеры. Увещевал их. - И холера послана вам, братцы, оттого, что вы оброка не платите, пьянствуете. А если вы будет продолжать так же, то вас будут сечь. Аминь!"

Однако возбуждала не только опасность болезни и смерти. И слова, написанные тут же в Болдине:

хотя и касаются непосредственно "дуновения Чумы", упоминают также "упоение в бою, / И бездны мрачной на краю".

После подавления европейских революций 1820-х годов и разгрома декабрьского восстания в Петербурге над Европой нависла неподвижная свинцовая туча реакции. История, казалось, остановилась. Летом 1830 года эта тишина сменилась лихорадочными событиями.

Атмосфера в Париже неуклонно накалялась с того момента, как в августе 1829 года король Карл Х призвал к власти фанатического ультрароялиста графа Полиньяка. Даже умеренная палата депутатов, существовавшая во Франции на основании хартии, которая была утверждена союзниками по антинаполеоновской коалиции и возвращала власть Бурбонам, вступила в конфликт с правительством. Пушкин, находясь в Петербурге, с напряженным вниманием следил за этими событиями.

Распространение французских газет в России было запрещено, но Пушкин получал их через свою приятельницу Е.М. Хитрово, а также черпал информацию из дипломатических каналов, от мужа дочери последней - австрийского посла графа Фикельмона. Осведомленность и политическое чутье Пушкина были настолько велики, что позволяли ему с большой точностью предсказывать ход политических событий. Так, 2 мая 1830 года он, обсуждая в письме к Вяземскому планы издания в России политической газеты, приводил примеры будущих известий о том, "что в Мексике было землетрясение, и что Камера депутатов закрыта до сентября" (XIV, 87). Действительно, 16 мая Карл Х распустил палату.

26 июля король и Полиньяк совершили государственный переворот, отменив конституцию. Были опубликованы 6 ордонансов, уничтожены все конституционные гарантии, избирательный закон изменен в более реакционную сторону, а созыв новой палаты назначался, как и предсказывал Пушкин, на сентябрь. Париж ответил на это баррикадами. К 29 июля революция в столице Франции победила, Полиньяк и другие министры были арестованы, король бежал.

Пушкин отправился в Москву 10 августа 1830 года в одной карете с П. Вяземским, а приехав, поселился в его доме. В это время у них произошел характерный спор на бутылку шампанского: Пушкин считал, что Полиньяк попыткой переворота совершил акт государственной измены и должен быть приговорен к смертной казни, Вяземский утверждал, что этого делать "не должно и не можно" по юридическим и моральным соображениям. Пушкин уехал в деревню, так и не зная окончания дела (Полиньяк был в конце концов приговорен к тюремному заключению), и 29 сентября запрашивал из Болдино Плетнева; "Что делает Филипп (Луи-Филипп - возведенный революцией новый король Франции. - Ю.Л. ) и здоров ли Полиньяк" - и даже в письме невесте интересовался, "как поживает мой друг Полиньяк" (уж Наталье Николаевне было много дела до французской революции!).

Между тем революционные потрясения волнами стали распространяться от парижского эпицентра:

25 августа началась революция в Бельгии, 24 сентября в Брюсселе было сформировано революционное правительство, провозгласившее отделение Бельгии от Голландии; в сентябре начались беспорядки в Дрездене, распространившиеся позже на Дармштадт, Швейцарию, Италию. Наконец, за несколько дней до отъезда Пушкина из Болдина началось восстание в Варшаве. Порядок Европы, установленный Венским конгрессом, трещал и распадался. "Тихая неволя", как назвал Пушкин в 1824 году мир, который предписали монархи, победившие Наполеона, народам Европы, сменялась бурями. Беспокойный ветер дул и по России. Эпидемии в истории России часто совпадали со смутами и народным движением. Еще были живы люди, которые помнили московский чумный бунт 1771 года, явившийся прямым прологом к восстанию Пугачева. Не случайно именно в холерный 1830 год тема крестьянского бунта впервые появилась в пушкинских рукописях и в стихотворениях шестнадцатилетнего Лермонтова ("Настанет год. России черный год...").

Известия о холере в Москве вызвали энергичные меры правительства. Николай I, проявив решительность и личное мужество, прискакал в охваченный эпидемией город. Для Пушкина этот жест получил символическое значение: он увидел в нем соединение смелости и человеколюбия, залог готовности правительства не прятаться от событий, не цепляться за политические предрассудки, а смело пойти навстречу требованиям момента. Он ждал реформ и надеялся на прощение декабристов. Вяземскому он писал: "Каков государь? молодец! того и гляди, что наших каторжников простит - дай бог ему здоровье" (XIV, 122).

В конце октября Пушкин написал стихотворение "Герой", которое тайно ото всех переслал Погодину в Москву с просьбой напечатать "где хотите, хоть в Ведомостях - но прошу вас и требую именем нашей дружбы не объявлять никому моего измени. Если московская цензура не пропустит ее, то перешлите Дельвигу, но также без моего имени и не моей рукой переписанную" (XIV, 121 - 122). Стихотворение сюжетно посвящено Наполеону: величайшим веянием его поэт считает не военные победы, а милосердие и смелость, которые он якобы проявил, посетив чумный госпиталь в Яффе. И тема и дата под стихотворением намекали на приезд Николая I в холерную Москву. Этим и была обусловлена конспиративность публикации: Пушкин боялся и тени подозрения в лести - открыто высказывая свое несогласие с правительством, он предпочитал одобрение выражать анонимно, тщательно скрывая свое авторство.

Однако стихотворение имело и более общий смысл: Пушкин выдвигал идею гуманности как мерила исторического прогресса. Не всякое движение истории ценно - поэт принимает лишь такое, которое основано на человечности. "Герой, будь прежде человек", - писал он в 1826 году в черновиках "Евгения Онегина". Теперь эту мысль поэт высказал печатно и более резко:

Соединение тишины и досуга, необходимых для раздумий, и тревожного и веселого напряжения, рождаемого чувством приближения грозных событий, выплеснулось неслыханным даже для Пушкина, даже для его "осенних досугов", когда ему бывало "любо писать", творческим подъемом. В сентябре были написаны "Гробовщик" и "Барышня-крестьянка", завершен "Евгений Онегин", написана "Сказка о попе и работнике его Балде" и ряд стихотворений. В октябре - "Метель", "Выстрел", "Станционный смотритель", "Домик в Коломне", две "маленькие трагедии" - "Скупой рыцарь" и "Моцарт и Сальери", писалась и была сожжена десятая глава "Евгения Онегина", создано много стихотворений, среди них такие, как "Моя родословная", "Румяный критик мой...", "Заклинание", ряд литературно-критических набросков. В ноябре - "Каменный гость" и "Пир во время чумы", "История села Горюхина", критические статьи. В Болдинскую осень пушкинский талант достиг полного расцвета.

В Болдине Пушкин чувствовал себя свободным как никогда (парадоксально - эта свобода обеспечивалась теми 14-ю карантинами, которые преграждали путь к Москве, но и отделяли от "отеческих" попечений и дружеских советов Бенкендорфа, от назойливого любопытства посторонних людей, запутанных сердечных привязанностей, пустоты светских развлечений). Свобода же для него всегда была - полнота жизни, ее насыщенность, разнообразие. Болдинское творчество поражает свободой, выражающейся, в частности, в нескованном разнообразии замыслов, тем, образов.

Разнообразие и богатство материалов объединялись стремлением к строгой правде взгляда, к пониманию всего окружающего мира. Понять же - для Пушкина означало постигнуть скрытый в событиях их внутренний смысл. Не случайно в написанных в Болдине "Стихах, сочиненных ночью во время бессонницы" Пушкин обратился к жизни со словами:

Смысл событий раскрывает история. И Пушкин не только за письменным столом окружен историей, не только тогда, когда обращается к разным эпохам в "маленьких трагедиях" или анализирует исторические труды Н. Полевого. Он сам живет, окруженный и пронизанный историей. А. Блок видел полноту жизни в том, чтобы

Последний стих мог бы быть поставлен эпиграфом к болдинской главе биографии Пушкина.

В Болдине было закончено значительнейшее произведение Пушкина, над которым он работал семь с лишним лет, - "Евгений Онегин". В нем Пушкин достиг еще неслыханной в русской литературе зрелости художественного реализма. Достоевском назвал "Евгения Онегина" поэмой "осязательно реальной, в которой воплощена настоящая русская жизнь с такою творческою силой и с такою законченностью, какой и не бывало до Пушкина, да и после его, пожалуй" *. Типичность характеров сочетается в романе с исключительной многогранностью их обрисовки. Благодаря гибкой манере повествования, принципиальному отказу от односторонней точки зрения на описываемые события, Пушкин преодолел разделение героев на "положительных" и "отрицательных". Это имел в виду Белинский, отмечая, что, благодаря найденной Пушкиным форме повествования, "личность поэта" "является такою любящею, такою гуманною" **.

* Достоевский Ф.М. Собр. соч., т. X. М., Гослитиздат, 1958, с. 446.

** Белинский В.Г. Полн. собр. соч., т. VII. М., 1955, с. 503.

Если "Евгений Онегин" подводил черту под определенным этапом поэтической эволюции Пушкина, то "маленькие трагедии" и "Повести Белкина" знаменовали начало нового этапа. В "маленьких трагедиях" Пушкин в острых конфликтах раскрыл влияние кризисных моментов истории на человеческие характеры. Однако и в истории, как и в более глубоких пластах человеческой жизни, Пушкин видит мертвящие тенденции, находящиеся в борении с живыми, человеческими, полными страсти и трепета силами. Поэтому тема застывания, затормаживания, окаменения или превращения человека в бездушную вещь, страшную своим движением еще больше, чем неподвижностью, соседствует у него с оживанием, одухотворен-ием, победой страсти и жизни над неподвижностью и смертью.

"Повести Белкина" были первыми законченными произведениями Пушкина-прозаика. Вводя условный образ повествователя Ивана Петровича Белкина и целую систему перекрестных рассказчиков, Пушкин проложил дорогу Гоголю и последующему развитию русской прозы.

После многократных неудачных попыток Пушкину удалось, наконец, 5 декабря вернуться в Москву к невесте. Дорожные впечатления его были невеселыми. 9 декабря он писал Хитрово: "Народ подавлен и раздражен, 1830-й год - печальный год для нас!" (XIV, 422).

Размышления над обстоятельствами Болдинской осени подводят к не лишенным интереса заключениям. В 1840-х годах в литературе получила распространение исключительно плодотворная идея определяющего воздействия окружающей среды на судьбу и характер отдельной человеческой личности. Однако у каждой идеи есть оборотная сторона: в повседневной жизни среднего человека она обернулась формулой "среда заела", не только объяснявшей, но и как бы извинявшей господство всесильных обстоятельств над человеком, которому отводилась пассивная роль жертвы. Интеллигент второй половины XIX века порой оправдывал свою слабость, запой, духовную гибель столкновением с непосильными обстоятельствами. Размышляя над судьбами людей начала XIX века, он, прибегая к привычным схемам, утверждал, что среда была более милостивой к дворянскому интеллигенту, чем к нему - разночинцу.

Судьба русских интеллигентов-разночинцев была, конечно, исключительно тяжела, но и судьба декабристов не отличалась легкостью. А между тем никто из них - сначала брошенных в казематы, а затем, после каторги, разбросанных по Сибири, в условиях изоляции и материальной нужды - не опустился, не запил, не махнул рукой не только на свой душевный мир, свои интересы, но и на свою внешность, привычки, манеру выражаться. Декабристы внесли огромный вклад в культурную историю Сибири: не среда их "заедала" - они переделывали среду, создавая вокруг себя ту духовную атмосферу, которая была им свойственна. Еще в большей мере это можно сказать о Пушкине: говорим ли мы о ссылке на юг или в Михайловское или о длительном заточении в Болдине, нам неизменно приходится отмечать, какое благотворное воздействие оказали эти обстоятельства на творческое развитие поэта.

Создается впечатление, что Александр I, сослав Пушкина на юг, оказал неоценимую услугу развитию его романтической поэзии, а Воронцов и холера способствовали погружению Пушкина в атмосферу народности (Михайловское) и историзма (Болдино). Конечно, на самом деле все обстояло иначе: ссылки были тяжким бременем, заточение в Болдине, неизвестность судьбы невесты могли сломать и очень сильного человека. Пушкин не был баловнем судьбы. Разгадка того, почему сибирская ссылка декабриста или скитания Пушкина кажутся нам менее мрачными, чем материальная нужда бедствующего по петербургским углам и подвалам разночинца середины века, лежит в активности отношения личности к окружающему: Пушкин властно преображает мир, в который его погружает судьба, вносит в него свое душевное богатство, не дает "среде" торжествовать над собой. Заставить его жить не так, как он хочет, невозможно. Поэтому самые тяжелые периоды его жизни светлы - из известной формулы Достоевского к нему применима лишь часть: он бывал оскорблен но никогда не допускал себя быть униженным.

* * *

Через несколько месяцев после создания стихотворения «К вельможе» прославленной болдинской осенью 1830 г. в творчестве Пушкина произошел коренной перелом - окончательный отказ от романтических представлений о действительности, романтических иллюзий и в связи с этим переход от «шалуньи-рифмы» к «суровой прозе», перелом, предчувствием которого были исполнены упоминавшиеся выше заключительные строфы шестой главы «Евгения Онегина» и который исподволь подготовлялся и вызревал в его творческом сознании.

Приехав ненадолго для устройства имущественных дел в связи с предстоящей женитьбой в родовую нижегородскую вотчину, село Болдино, Пушкин неожиданно, из-за вспыхнувшей холерной эпидемии, вынужден был пробыть здесь около трех месяцев.

Как в 1824-1825 гг. в Михайловском, Пушкин снова очутился в глухой русской деревне, в еще более полном одиночестве и еще более тесном соприкосновении с простым народом, вдали от столичной неволи, от Бенкендорфа и его жандармов, от продажных журналистов вроде Булгарина, от светской «черни». И поэт, говоря его собственными словами, встрепенулся, «как пробудившийся орел». Накапливавшаяся за годы относительного творческого затишья громадная внутренняя энергия, то и дело дававшая себя знать в непрестанно сменявших друг друга многочисленных замыслах, планах, набросках, не доводимых Пушкиным до конца и остававшихся под спудом в его рабочих тетрадях, вдруг и разом вырвалась наружу. И это получило силу грандиозного творческого взрыва - по количеству, разнообразию и качеству созданных в этот кратчайший срок произведений, - беспримерного во всей мировой литературе.

Из лирических произведений болдинской осенью 1830 г. было написано около тридцати стихотворений, среди которых такие величайшие создания, как «Элегия» («Безумных лет угасшее веселье...»), любовные стихотворения - «Прощание», «Заклинание» и в особенности «Для берегов отчизны дальной...», такие, как «Герой», «Бесы», «Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы». Поражает широчайший тематический диапазон лирики болдинского периода: от проникновенного любовного стихотворения («Для берегов отчизны дальной...») до бичующего социального памфлета («Моя родословная»), от философского диалога на большую этическую тему («Герой») до антологической миниатюры («Царскосельская статуя», «Труд» и др.), до веселой шутки («Глухой глухого звал...»), до меткой и злой эпиграммы. Этому соответствует и исключительное разнообразие жанров и стихотворных форм: элегия, романс, песня, сатирический фельетон, монолог, диалог, отрывок в терцинах, ряд стихотворений, написанных гекзаметром, и т. д.

Лирика этих месяцев, как и все «болдинское» творчество Пушкина, с одной стороны, завершает целый большой период творческого развития поэта, с другой - знаменует выход его на принципиально новые пути, по которым десятилетия спустя пойдет передовая русская литература.

Особенно новаторский характер носит небольшое стихотворение «Румяный критик мой...», при жизни Пушкина не печатавшееся и столь смутившее редакторов посмертного издания его сочинений, что они придали ему (возможно, и по цензурным соображениям) смягчающее заглавие «Каприз». Действительно, в этом стихотворении, представляющем собой как бы лирическую параллель к одновременно написанной «Истории села Горюхина», поэт начисто смывает все идиллические краски с изображения деревенской крепостной действительности, дает образец такого трезвого, сурового реализма, который прямо предваряет поэзию Некрасова.